Федор Монастырский - Земля, омытая кровью

— Народ крепкий! — сказал он, затягиваясь трубкой. — Вчера иду по лагерю, вижу краснофлотца с повязкой на голове. Сидит на простреленной плащ — палатке, чистит автомат. Спрашиваю: «Вы ранены?» — «Так точно!» — отвечает, вскочив с места. — «Почему же не в санчасти?» — А он: «Как можно, товарищ командир, в такое время?.. Вон у ребят раны посерьезнее, и то остались в строю… Нам, товарищ командир, за Тамань расквитаться с фашистами нужно. Не ушли бы оттуда, если бы не приказ…» Вот как доложил. Ну, что ж, думаю, с такой братвой воевать можно.

Максим Павлович рассказал, как создавалась бригада. Это было еще под Новороссийском. В поредевшие ряды защитников города прибывали подкрепления. 4 сентября был получен приказ о формировании полка из двух батальонов морской пехоты. Командиром полка назначался М. П. Кравченко. Потом в Новороссийск прибыли керченские батальоны морской пехоты, сформированные в Геленджике, и командование Новороссийского оборонительного района решило создать на базе полка 2–ю бригаду морской пехоты. Максим Павлович стал командиром бригады.

— Основу бригады составили 16, 144 и 305–й отдельные батальоны морской пехоты, отлично показавшие себя в боях, — заключил Кравченко.

..Над лесом сгустилась мгла. Со стороны Новороссийска и станицы Абинской доносился гул артиллерийской канонады, слышались мощные взрывы авиабомб. В черном небе метались лучи прожекторов. Они нащупывали в небе силуэты вражеских бомбардировщиков, наши зенитки открывали по ним огонь.

— Напирают фашисты чертовски, — заметил Кравченко. — А все же, чую, выдохнутся…

Мы посидели у комбрига за чаем со ржаными сухарями и ушли в свою палатку. Легли спать на свежем сене.

Первым моим собеседником на следующий день был старый сослуживец Красников.

До войны мы с ним состояли в одной партийной организации; я был тогда старшим инструктором политуправления Черноморского флота, он — флагманским инспектором физической подготовки. Потом, когда я работал начальником политотдела училища, Красников часто приходил к нам в училище и всегда вносил оживление, разжигал у юных моряков — будущих командиров флота — любовь к спорту.

Он сам с юных лет увлекался спортом, на флоте стал чемпионом по тяжелой атлетике, так что учил людей личным примером и показом, что больше всего ценится в войсках. А кроме того, Дмитрий Красников покорял всех своей душевностью и вниманием к людям. Во всех частях любители спорта — а их на флоте всегда много — тянулись к этому славному человеку и опытному тренеру. Красников воспитал тысячи отличных пловцов, гимнастов, мастеров легкой и тяжелой атлетики. Именно он подметил в свое время необычайные способности Семена Бойченко, перед войной ставшего мировым чемпионом по плаванию. Воспитанник Дмитрия Васильевича черноморец Мальцев установил несколько всесоюзных и международных рекордов по поднятию тяжестей.

Многие питомцы Красникова отличились в боях с фашизмом. Он и сам с первых дней войны оставил штаб флота и пошел командовать отрядом морской пехоты в боях за Севастополь. Не одна тысяча неприятельских солдат и офицеров полегла тогда на подступах к городу — герою от пуль и гранат, от штыков и прикладов, которые были в крепких руках храбрецов отряда Красникова. Потом Дмитрий Васильевич возглавлял разведку в 7–й бригаде морской пехоты и был в числе первых черноморцев, награжденных в те дни орденом Красного Знамени.

Направляясь в 16–й батальон морской пехоты, я прошел лесок и издалека увидел на поляне среди бойцов могучую фигуру командира. Он тоже заметил меня и быстро зашагал навстречу, улыбаясь. На Красникове была гимнастерка защитного цвета и морская фуражка. Дмитрия Васильевича я увидел, как всегда, чисто выбритым, подтянутым, бодрым. Он был не так уж молод, лет двадцать отслужил на флоте, но годы словно не трогали его.

Дмитрий Васильевич доложил мне о состоянии «сборной флота», как в шутку он называл свой батальон. Здесь были лучшие его питомцы — спортсмены: чемпион флота по борьбе Савенко, штангисты Ищенко и Глушко, вратарь флотской футбольной команды краснофлотец Лаунбраун, пловец Красин, легкоатлет Чиков и многие другие, до войны не раз восхищавшие зрителей силой, ловкостью, мастерством на гаревых дорожках стадиона, на ковре и ринге, на водных станциях и в спортивных залах Севастополя.

Мы присели на ствол поваленного дерева, разговорились.

— Слыхал, — говорю, — как твои мастера спорта лупили фашистов в Новороссийске.