Николай Жеребцов - Представитель П/Я

Замужний курьер Света, чей муж был редиской и крошил батон судьбе на спину. Молодые девчушки, стажировавшиеся на секретарш: Галя и Ленусик. Ленусик слыла несмеяной и поэтому никогда не улыбалась. Галя, наоборот, всегда улыбалась и была комсомольским вожачком. Вожаком ее назвать было трудно из-за небольшого роста. Она собирала взносы: ходила, канючила, уговаривала, шмыгая при этом пуговичным носиком.

Костян ей говорил, что он по понедельникам, вторникам, равно как и по остальным дням, не подает, а Минька делал блатной прищур:

— Сдается мне, мил человек, что ты комсомольский вожачок?

В разъездной группе тоже были баранчинцы. Седой, как узбекский хлопок, пенсионер Швахтин, который таки под старость решил поболтаться по бескрайним просторам. Коммунист Шевалов, твердый, как кремень, повидавший все недоступные для нас страны.

Был еще суперагент все времен и народов — пенсионер Автюхов. Попросту Автюша. В порученных делах он ни пыжа не смыслил, нарывался на рекламации и штрафы, часто гостил на ковре у Глинского, числился штатным клоуном и, сам того не подозревая, работал на публику.

Однажды, когда мы привезли очередной штраф, у шефа в кабинете состоялись крупные разборки. Что уж с ним там делал Юрий Васильевич, но выскочил Автюша из дверей всклокоченный и красный и, страшно вытаращив глаза, прошипел: «Вот, разгребай покровский!»

После непродолжительной, прозрачной тишины Стояк подвел черту:

— До чего же самокритичен наш Автюхов?

В наказание Автюша отправили в безответственную, но трудоемкую поездку: надо было в какой то городок срочно доставит двухпудовую крыльчатку вентилятора диаметром около метра Пытался засунуть вначале крыльчатку в рюкзак — рюкзак оказался маловат. Он порвал рюкзак по боковым швам, нахлобучил клапан, примотал бельевыми веревками. Лопасть при этом торчали в разные стороны. В таком виде, с вентилятором на спине, он влетел в отдел и с порога заорал:

— Юрий Васильевич! Что делать? На самолет нет билетов?

Отдел взорвало:

— Автюхов! Зачем тебе самолет? Лети уж так!

Он еще долго стоял на пороге, маленький, сморщенный, с огромными лопастями на спине.

Другой раз, неконкретно прослушав прогноз погоды, два дня рассекал по лужам в валенках в Ивановской области.

Еще Автюша сочинял стихи местного значения, и мы ему часто говорили, что лет через десять-двадцать в парке культуры поселка будут стоять два памятника: Ленин в зимней шапке и он — с бронзовым вентилятором на спине.

Желанными были вызовы на юг и в Среднюю Азию, но это случалось не так часто. Чаще вызывал застуженный циклонами сырой и снежный Кольский полуостров.

Мурманск. От него теплоходом по побережью: Харловка, Дроздовка, Гремиха, Поной. Попал в Поной — сиди, не ной! А то еще — Дальние Зеленцы, или, в обиходе, Зеленые Крантецы.

В Мурманске, в ожидании теплохода, селился в гостинице «Арктика» и подначивал консьержек:

— А в каком номере обычно селился Визбор?

— Какой… Визбор?

— Который играл Бормана!

Консьержки делали страшные глаза: нихт шиссен, Гитлер капут, «Спартак» — чемпион…

Теплоходов было немного. Вдоль побережья ходили «Вацлав Воровский», «Алла Тарасова» и на Рыбацкий — «Михаил Канин».

«Тарасову», видимо, небо любило больше: что ни рейс — то хорошая погода. И внутрь на палубах, как-то спокойнее, уютнее. Ей, женщине и чайке, видимо, не хотелось быть штормовой и неуютной.

На шторма везло чекисту Воровскому. Какова судьба у человека — та и будет у тезоименитого корабля.

Первый раз добираясь до Йоканьги в начале декабря на «Вацлаве», я попал за Тювой в довольно приличный шторм — баллов в семь-восемь.

«Вацлав» был перегружен солдатами-новобранцами последнего призыва и представлял собой номерной круг ада. Салабонов, едущих к месту службы, сразу же захватила морская болезнь: в туалетных и коридорах стоял нестихающий топот и звериный рык.

Я лежал на верхней полке в каюте и наслаждаясь внезапными порывами невесомости, слушал, как внизу по полу катается невесть откуда взявшаяся пустая пивная бутылка. Качало: от кормы к носу, от борта к противоположному борту. Иногда — комплексно.

Дверь в каюту то открывалась, то закрывалась: в проеме появлялся сосед по каюте, новобранец, который, не отставая от других, бегал в гальюн и, придя обратно, мученически закатывал глаза: «О, нелегка ты, служба в ПВО!»

С неисправностью пришлось повозиться изрядно. Но и повеселились потом, когда обнаружили, конечно же, повеселились.