Николай Жеребцов - Представитель П/Я

Ночью на острове бушевал ветер, и осенний лес за окном шумел последней листвой, как гигантский водопад.

В штормовых снах на остров приплывали с материка тигры. Выходили на берег, отфыркиваясь и бряцая мокрыми ушами:

— Где тут у вас очень вкусный представитель военной промышленности?

— Прочь! Пошли прочь, проклятущие!

Ездил еще на одну точку с банальным названием Звездочка. Невзрачно. Полсуток трясся в дизельном мотовозе, шел через унылые деревни по избитым донельзя дорогам, прыгал через лужи, порвал напрочь штаны.

Первым делом спросил у командира иголку с ниткой. Тот вообще не удивился (видимо, все представители на подступах к части рвут что-нибудь) и всем необходимым обеспечил.

В самом деле? Какая работа может быть в неисправных штанах? Починил преобразователь частоты и откланялся.

На обратном пути, в мотовозе, стали приставать пограничники. Наверное, я им показался подозрительным и похожим на японского шпиона. Виноват, не выспался… Оттого и глаза узкие. Проверили документы, но, уходя, все равно косились. Откуда-то из ничего сплелась глупая песенка:

И так далее, но обязательно с идеологически крепкой развязкой:

Мотовоз мчался по осеннему Приморью, где на всякой станции было полно молодого народа в телогрейках. Понемногу завершался воинский призыв.

Самолет из Артема вылетал под утро. Ночь слонялся по аэропорту и окрестностям, стараясь не садиться на лавочки, чтоб не заснуть. Покупал в буфете жареную рыбу и кефир.

Толчея, толкотня, сутолока. Обычное небесное дело — задержки, невылеты, неприбытия.

В витринах аэровокзала, между стекол, на пестрой гальке красовались чучела морских котиков и тюленей. Дальше, в перспективу, на подоконниках спали вповалку люди. Гостиницы не для всех, так что лежбище — смешанное.

Мытарства в портах и вокзалах — это очень даже отдельный разговор.

Однажды Фадя рассказывал, как он неделю бичевал в сахалинском порту: спал на полу, на подоконниках, весь оброс щетиной, и его забрали в отделение милиции.

Забрали потому, что физие не соответствовало предъявленному паспорту. Держали долго, не зная, как с ним поступить. Затем насильно побрили, и, убедившись, что он и есть обладатель паспорта, выпустили на свободу. Так погибла фадина мечта отпустить бороду.

О, нелегкая судьба скитальцев! Впоследствии у меня даже появился любимый подоконник в Шереметьево. В левой части вокзала, за автоматами газводы. Там всегда было тихо, спокойно. Автоматами почти никто не пользовался — большинство предпочитало пить в буфете «фанту», и можно было целую ночь мирно спать, положив сумку под голову.

В общежитии редко удавалось собраться всем вместе. Практически никогда. Кого-нибудь да мотало…

Но даже имея самое небольшое общество, учиняли задушевность. То есть неплохой гудеж-оживляж:

— Гуляй, рванина, БВР башляет!

Минька все чаще жаловался, что Баранча — место безнадежное и что здесь даже в вытрезвитель не забирают, что в КГБ патронов нету.

Безопасность давно стала человечной.

Кто-то надел ушанку на бронзового Ильича, что стоял в поселковом парке. Хороший вождь получился — полдня все хохотали. Комитетчики расстарались: изловили Черныша и Стрелку — местных хулиганов. Но когда те сказали, что действовали из лучших побуждений (холодно ведь — голова мерзнет!), их с миром отпустили.

Кривился и тоньшал становой хребет государства.

И было веселье говорить по поводу и без повода.

Никто и не подозревал, что скоро кислота свободы изъест все позвонки и тело станет текучим и неуправляемым. Великая страна будет ходить под себя.

Пришла мода поносить партию.

А тут еще Фадя взалкал некстати. Подал заявление в кандидаты из корыстных побуждений. В отдел часто приходили загранкомандировки — в Индию, Египет, Иран и в страны соцлагеря. Но посылали туда только людей с партбилетами, и несчастный Вовчик не выдержал: захотел в коммунисты.

Мы, разумеется, про все это узнали и решили, взяв пол-ящика водки, провести в общежитии собрание с целью обсуждения кандидата. Если отбросить в сторону живописные подробности, то собрание закончилось тем, что на следующий день бедный Фадя с огромным пунцовым синяком под глазом забрал назад свое заявление.