Дальше не могу идти.
На нарах у мамы, под тюфяком, остался начатый детский носочек. Молодая санитарка принесла тайком толстые деревянные спицы, чтобы человек учился заново двигать пальцами.
ДЕНЬ, КОТОРОГО НЕ БУДЕТ
Мамин голос окликнул меня: — Ты готова?
Давно, давно готова. Любимое белое платье веселит глаза и ласкается к рукам, как живое. Новая замечательная шляпа примерена и теперь ждет не дождется нашего первого выхода. Мне кажется, что туго переплетенная соломка пахнет солнцем, а накрахмаленный сияющий мак на гибком стебле заранее нетерпеливо подрагивает в ожидании ветра. Или хотя бы маленького, малюсенького ветерка, чтобы можно было открывать и закрывать длинным лепестком черную серединку.
Эту шляпу с маками мама вчера долго выбирала мне в магазине. А потом попросила женщину за прилавком подвинуть ближе зеркало:
— Пусть девочка рассмотрит себя. Первая в жизни шляпа... У меня совсем большая дочь.
По детской привычке ищу ее ладонь, приникаю лицом к тонкому рукаву и вдыхаю знакомый родной запах. Будто сквозь зелень нагретых за день деревьев чуть пробивается дыхание крохотного цветка.
Мамина рука скользит по моим волосам, останавливается и вдруг быстро, прядь за прядью перебирает челку и забирает ее вправо, открывая лоб.
— Смотри, так лучше. Волосы отросли... Давай-ка не стричь их больше? К осени можно будет заплетать косички.
У меня будут косы.
Мы идем с мамой вдвоем гулять по городу.
Впереди целое лето, и не видно конца этим чудесным зеленым дням!
На улице я словно в первый раз вижу новые листья на старых липах. Какие они светлые, легкие, как блестят и упруго свиваются под ветром.
И как ровно круглится брусчатка мостовой, скатываясь к тротуару, как аккуратно пригнан камень к камню, клеточка к клеточке. По ним перепрыгивают, гоняясь друг за другом, пятна тени и света. Мостовая шевелится, живет, она разноцветная...
Вот катит мальчишка-велосипедист с румяными щеками. Его неутомимые ноги в парусиновых тапочках заняты педалями и колесами, а цепкие руки В)веснушках — рулем и звонком. Колеса крутятся, звонок заливается, и из всего этого непонятно как получается радость. Смотришь на мальчишку, и хочется бежать вприпрыжку и смеяться неизвестно чему.
Нам навстречу идет мамина знакомая. Мы останавливаемся, и знакомая ласково наклоняется ко мне:
— Кто же тебе сшил такое красивое платье?
— Мама, — с готовностью объясняю я. А кто же еще может шить мне платья, покупать соломенные шляпы и причесывать по-новому? Знакомая отлично это знает, но рада моему ответу и смотрит добрыми глазами. Ей известно, откуда берется все хорошее. Она дружит с мамой и часто бывает у нас дома.
Мы стоим рядом с большой стеклянной витриной магазина. В ней отражаются улица, деревья, машины и как мы стоим втроем и разговариваем. Чуть-чуть поворачиваюсь, чтобы лучше все рассмотреть. Скоро я дорасту до маминого плеча.
Нас отпускают, и тогда, взявшись за руки, мимо кино и фотографии, нигде не останавливаясь, бежим к моему клену. Есть у меня свое, совсем особенное дерево в сквере. Весной оно темно-багровое, почти фиолетовое, летом — зеленое, осенью — розовое. Трехцветное, всегда красивое, даже зимой, когда голые ветви в ровном загаре коры кажутся прочерченными пером на серой бумаге.
Обхожу клен со всех сторон. Все в порядке, багряные листья сильно перемешаны с зелеными — значит пришло настоящее лето. В прозрачной тени на земле нарисованы палочкой классы. Мы по очереди закрываем глаза и, подняв лицо кверху, переступаем из класса в класс:
— Мак?.. Мак?..
Так надо. Пройти по клеточкам наугад, вслепую, окликая того, кто стоит рядом. Если тебе отвечают «мак», значит, ты не ошибся.
Мама ни разу не сбилась, останавливаясь в своих светлых туфлях точно перед чертой. А я «обожглась» через три класса.
Сегодня мне почему-то ни капельки не досадно проигрывать. Стою себе между третьим и четвертым классом, запрокинув голову, и прямо над собой рассматриваю такое белое облако, какое может появиться только на очень чистом небе.
Синева и застывшие над нами ослепительные купола. Вокруг на земле все движется, меняется каждый миг, а облако стоит, не изменяя ни одного своего плавного изгиба. Будто его построили там, в недоступной вышине на века.
В эту минуту весь мир кажется мне вечным и незыблемым. В нем всегда будет знакомая улица с разноцветной мостовой, и загорелый мальчишка на велосипеде не устанет оповещать нас звонками о наступившем лете. А дома будет веселый папа, он не умеет унывать и знает столько песен, что нам их не перепеть, пока не вырастем. Так он говорит.
Читать дальше