«… в 12 лет я читал Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», сидел за столом, а отец поверх плеча прочитал: «Они увлечённо занимались трением друг о друга», и приказал сдать книгу в библиотеку и месяц не читать….»
«Цыганка нагадала Александру что, если не утонет в реке в 14 лет, то жить будет долго. Наврала, грязная, отец опасался купаться, но в 39 лет погиб в окружении под Вязьмой. Он был политруком 3-ей роты 855 полка стрелков. Этот полк формировался в июле-августе 1941 в лесу Липовчик, это в трёх км от Беломестного, я с бабушкой Татьяной навещал его там.»
( Тогда у деда было уже трое детей: Леонид, мой отец, сёстры Мила и Тамара. Дед имел право на бронь и как политработник, и как отец семейства, и как язвенник. Он пренебрёг всеми льготами.)
«Летом 1939 мама попросила меня сходить на Крестьянскую улицу, забрать сестру Милу из садика, там произошла встреча, которая потрясла меня до основания: навстречу шла стройная белокурая девочка с огромными голубыми глазами. … в пятом классе эта белокурая, та самая! – вошла в класс и заняла пустое место. – Вот вам новенькая! – Её звали Мила Черных.
Это был знак судьбы, я так понял, её звали Милой, как и мою сестру. С тех пор я постоянно думал о ней: куда она пошла после школы, с кем встречается? Я сам не знал, что мне от неё нужно, но догадывался, что это та самая любовь, хотя признаться даже себе не мог, я очень боялся её. «Пал Смоленск, в октябре немцы взяли Орёл. Стали поговаривать об эвакуации семей партийцев. От отца приходили скупые строчки: «Жив, здоров». В ноябре нас посадили в товарный пульман и повезли на восток. В в село под названием Штрассбург мы приехали на верблюдах, немцев оттуда Сталин вывез на восток, оно заселено были «выкурными» с Украины. Мать пошла работать в овчарню. В тот год нам ничего не платили за отца (неизвестно, жив, или погиб, – получалось последнее _ никаких вестей не было). Раз в месяц нам власти давали пятидесятиграммовую пачку грузинского чая, мы чай не пили, обменивали у кочевых казахов на смалец – твёрдое баранье сало, этот жир добавляли в каши.»
В седьмой класс мы пошли уже в другое здание, первую школу отдали под госпиталь для раненых военных. Новая школа располагалась на откосе, над Ливенкой, за кинотеатром, – там был кинотеатр со времён Хонжонкова… Мила попросила мою записную книжку, зачем – это была её тайна. Когда я получил книжку обратно, Мила всё поглядывала таинственно на меня, наконец, не выдержала: – Посмотри в корошок! Там было написано: – «Я вас люблю». Я впервые почувствовал мою душу: она пела и рвалась куда-то ввысь.
Вернулись к пенатам. Занимались огородничеством, кажется, с помощью Ивана Павловича (дяди который невольно подвёл отца, а потом принял от него колхоз), засеяли клин земли просом, по осени обмолотили, потом мы с мамой отвезли на немецком снарядном ящике, который бабушка употребляла как тачку, – на крупорушку, получили полпуда чистого пшена, мама варила из него кашу сливянку – с картошкой с зажаркой – пальчики оближешь!
Начиналось летнее наступление немцев на Харьков- Воронеж, на Сталинград. Нас опять повезли на восток. На станции Измалково близ Ельца стояли несколько дней. На насыпи железной дороги зрела земляника, и вот тут я вновь увидел Милу. Мы оба признали друг друга, но ни словом не перемолвились тогда. Мама непостижимым путём догадалась о моих чувствах. Когда мы пошли по делу куда-то, она, заслышав «страданья» девок, гуляющих по улице, сказала: – «Сынок, она ведь старше тебя, вот она уже интересуется мальчиками!» Я тогда не ответил, но следующим вечером узнал, где живёт Мила и пришёл на свидание. Она рассказывала, как пережила оккупацию, как она специально мазалась сажей, чтобы не приглянуться немцам. Но вторую оккупацию они не смогли выдержать, и потому оказались в Берёзовке. Мы уже готовы были расстаться, как вдруг Мила сказала: – «А меня отправляют в ФЗО (Фабрично-заводское обучение) в Пензу.» Я сразу принял решение: не расставаться. Мила решила, как это сделать: – «мы тебе прибавим два года, и мы едем вместе.» Я сказал маме о нашем решении, и мы стали собирать меня в дорогу. Мама была не против: ей станет легче. В райкоме комсомола сказали, что вот ещё один доброволец шестнадцати лет Мы с Милой и её подругой переночевали где-то, по рекомендации комсомола. Пришли на вокзал, ждём поезда. Вдруг в сквере появляется Наталья Ефимовна, берёт меня за руку, ведёт, как бычка на верёвочке домой. Добрые люди отсоветовал ей меня отпускать. Теперь я знаю, что это было мудрое решение.
Читать дальше