Александр Петрашкевич - Машеров - Теперь я знаю...

Моральный террор из первопрестольной активизировался и уси­лился, когда Петр Миронович с государственным достоинством при­нял делегацию сенаторов конгресса США. Руководитель этой деле­гации, кстати, наш земляк из Слонима, возвратившись в Вашингтон, в ответе корреспонденту на вопрос, кто может быть преемником престарелого Брежнева, будто бы сказал, что в Политбюро все ар­хистарые. Есть, мол, там только один образованный, интеллигент­ный и еще не старый Петр Машеров из провинции.

Если этого на самом деле и не было, то могло быть выдумано в среде членов и кандидатов в члены Политбюро или в аппарате ЦК КПСС, где с нетерпением ожидались большие кадровые пе­ремены, безусловно, разрабатывались сценарии этих перемен. Параллельно со сценариями придумывались и анекдоты про дур­ного Леню, в которых нередко фигурировал разумный Петр. Ис­тория давно засвидетельствовала и сегодня подтверждает гени­альность российского чиновничества в закулисных кадровых ин­тригах.

Стоит вспомнить козни и совсем уж подлого характера, в форме вопроса: почему это Машеров не погиб во время ареста его немцами в 41-м? Почему это они только подержали его под арестом и отпустили?.. Такие сплетни, естественно, фиксирова­лись службой и ложились на бумагу, а бумаги, вполне вероятно, поступали на стол объекту интриг.

А почему было и не дать понять "умнику", что он на крючке, как может попасться на крючок любой советский пескарик. Нач­нешь дергаться - и поплавок подскажет, что пора подсечь.

Думается мне, что отстранение от должности Петр Миронович как-то пережил бы. А пережил ли бы он безосновательную дис­кредитацию и собственную дегероизацию, сказать трудно, потому что был он не просто героем, а Героем национальным.

Знаю, и знаю точно, что последние месяцы перед своей гибе­лью на работе он как-то еще держался, а "дома был как в воду опущенный" - удрученный, задумчивый, замкнутый.

В августе 1980 года Петр Миронович был на торжествах в Ал­ма-Ате. 28 августа телепрограмма "Время" крупным планом по­казывает Л. И. Брежнева. Его приветствует П. М. Машеров. И здесь происходит что-то беспрецедентное - генсек-маршал отво­рачивается с гримасой неприкрытого раздражения...

...В тот трагический день 4 октября 1980 года он наденет светлый костюм, которым раньше почти не пользовался. "Теперь я знаю, как меня будут хоронить", - скажет он сразу после сво­его юбилея. Что это? В шестьдесят лет человек предчувствует смерть? Готовится к ней? Знает, как торжественно-юбилейно произойдет это? Видит себя мертвым?

Хоронили красиво, но странно. Для сотен тысяч людей эта смерть стала трагедией, и они настояли на том, чтобы время дос­тупа к гробу покойного было продлено. Для начальства - да простит меня Бог, - это было мероприятие.

Странно, что из Политбюро и вообще из ЦК КПСС в адрес се­мьи покойного не поступило ни одного телефонного звонка, ни одной телеграммы соболезнования. Почему там забыли об эле­ментарных приличиях, о которых уже на протяжении тысячелетий знает обычный хомо сапиенс? Что хотели сказать нелюдским молчанием?

Странно и то, что руководитель Республики, лидер нации по­гибает утром 4 октября, а народу об этом сообщают только 6 октября, хотя народ уже знает о случившемся благодаря зару­бежному радио. Два дня республиканские газеты пишут о заго­товке картофеля, освоении космоса, подготовке животноводче­ских ферм к зиме. "Советская Белоруссия" сообщает о заседа­нии Совета Министров БССР, на котором был рассмотрен вопрос "О мерах дальнейшего укрепления материально-технической ба­зы концертных организаций и творческих союзов". Молчат только о смерти П. М. Машерова. Почему? Надеются оживить покой­ного или скрыть сам факт его смерти?

Странно, что верховная власть запрещает выезд на похороны кандидата в члены Политбюро всем первым секретарям компар­тий союзных республик и те послушно соглашаются с таким гре­ховным запретом. В конце концов, ведь не от проказы или чу­мы погиб их коллега?! Доступ к его гробу открыт... Лишь первый секретарь компартии Литвы П. Гришкявичюс скажет "Я похоро­ню друга, а тогда пусть со мной делают, что хотят"! - и приедет в Минск. По собственной инициативе приедут еще космонавты-земляки В. В. Терешкова, В. В. Коваленок и П. И. Кпимук. От собственного имени семье покойного пришлет телеграмму пен­сионер К. Т. Мазуров. Двурушники-криводушники из Политбюро подпишут некролог, в железобетонную форму которого вынуж­дены будут втиснуть следующее содержание: "...Перестало бить­ся сердце пламенного коммуниста, известного деятеля Коммуни­стической партии и Советского государства, вся сознательная жизнь которого была отдана делу строительства коммунизма. П. М. Машеров на всех участках работы проявлял творчество и ини­циативу в осуществлении политики партии. Его отличали безза­ветная преданность великим идеалам коммунизма, огромная энергия и страстность в работе, партийная принципиальность и человечность, личное обаяние и скромность. Все это снискало ему признание, высокий авторитет в партии и народе".