Аманда Лир - Дали глазама Аманды

Мастерская Дали стала для меня просто откровением. Она была надежно защищена красивой старинной дверью в каталонском духе. Я спустилась по ступенькам и попала в заставленное помещение, сакральное место, где Дали предстал передо мной в рабочей одежде, с чистыми очками на носу и с палитрой в руках. В левой части мастерской была лестница, которая вела в надстройку, загроможденную книгами, экзотическими вещами, манекенами с витрин. Там были еще: гигантский макет молекулы, разноцветный картон и венецианские маски, оставшиеся после бала у Бестеги. Наверху была еще библиотека, состоящая из книг на любой вкус, ветхих и переплетенных, полуразорванных книг по искусству, научных трудов. Мастерская, в которую через большие окна лился солнечный свет, выходила на бухту Порт-Льигат. Я заметила большой гипсовый слепок «Гермеса» Праксителя, на который была надета фехтовальная маска и колпак Дэвида Крокетта, старомодный ларь с книгами, стул, обтянутый белой тканью, столы, заваленные красками, кисточками, эккерами и угольными карандашами. Но главное место в мастерской занимал холст. Он растянулся на всю стену, и благодаря системе электрических шкивов его можно было поднимать и опускать, нажав на кнопку. Маленький смуглый человечек сидел на табуретке и возился с углом холста. Дали представил мне его:

— Это Беа, он помогает мне перемещать холст. Еще он выполняет всякую подсобную работу.

Позже я узнала, что маленький Беа делал многое из того, о чем Дали не упомянул. Он писал детали картин, тяготившие Дали, занимался фоном, небесами, а также большинством так называемых реалистических частей картины, которые он просто-напросто копировал с фотографий. Одна из таких фотографий, в процессе работы исполнявшая функции центрального персонажа картины, была приколота прямо к холсту. Дали велел мне сесть.

— Садитесь и смотрите на полотно. На этом стуле сидит Гала, когда она приходит мне читать.

На ручке стула лежала открытая книга Сен-Симона, страница была заботливо заложена. Дали с восхищением прокомментировал свою картину:

— Вы видите эту рыбу! Какие цвета! Просто радуга! Это guilas, рыба, которую ловят повсюду. И эта брызжущая кровь, какая сила, не так ли?! Завтра я займусь ножом. Нужно, чтобы все внимание зрителей было сосредоточено на этом ноже. Гала говорит, что это шедевр.

Выйдя из мастерской, я прошла через маленький салон, окно которого обрамляло море, как рама картину. Это был салон-улитка (caracol по-каталонски), названный Дали так из-за лампы в форме улитки, стоявшей на столе. Когда мы выходили из дома, он показал мне незаметную дверцу в стене: «А здесь спит Беа…» Трудно было представить себе более скромное пристанище для человека, причастного к картинам, которыми гордятся музеи всего мира…

— Пойдемте! — сказал Дали. — Я хочу показать вам моего Христа.

Он повел меня по коридору за пределы внутреннего дворика. Только тогда я увидела действительные размеры его владений. Огромный сад занимал весь холм и спускался к морю. Мы миновали башню и голубятню, потом оказались пред тем, что на первый взгляд выглядело как куча мусора: лопнувшие шины, бревна, кирпичи, всякий железный хлам — все это занимало несколько метров.

— Красиво, не правда ли?

В конце концов он мне объяснил, что соорудил эту кучу хлама для эпизода документального фильма Жана-Кристофа Аверти о нем. Во время съемок он веселился как сумасшедший, давал полную свободу своей фантазии: рисовал зеленую свиноматку, а потом бросал холст в море, оснащал долговязую чернокожую модель Дониаль Луна крыльями и позолоченными контактными линзами, когда съемки проходили в скалах мыса Креуз, и так далее, и тому подобное… Гигантские яйца на стенах и картонные персонажи «Анжелюса» Милле тоже были следами этого безумия. Во время съемок должны были снимать с вертолета «Христа», состоявшего из ветхого каркаса рыбацкой лодки и самых разных отслуживших свое материалов.

Издалека, например, с террасы отеля, это нагромождение отбросов походило на трагического Христа, но вблизи это был не более чем хлам, гнивший на солнце. Я взобралась на вершину нелепого сооружения и, перепрыгнув с барки на барку, уселась внутри. Дали посмотрел на мои проделки и восхищенно сказал:

— Удивительно, но инстинктивно вы сели в самом сердце моего Христа, вы — душа этого произведения. Дайте-ка я вас поцелую, ангелоподобное существо!

И он так страстно поцеловал меня в лоб, что на нем отпечатались его усы, подкрашенные черным карандашом.