Игорь Добролюбов - Осколки памяти

Люди все прекрасные

О Галюне - Юленьке Космачевой - и говорить не приходится. Очаровательная девчушка, талантливая, прелестная. Хорошо играла со Станютой, с Садальским. "Хочешь, я тебе куклу подарю, только не убивай моего папу?"

Вообще с актерами мне повезло, причем они как-то сами собрали себя в кучку. И помогло отнюдь не то, что сни­мает Добролюбов, - его и знать никто не знал, - а то, что компания такая собиралась: Санаев, Новиков, Колюня Ка­раченцов, Галочка Польских... Какому актеру не захочется насладиться такой компанией? И все проходило без этих утомительных проб: люди приезжали, утверждались, и все дела. Нет, конечно, какие-то пробы проводить надо было. Просто проб не было лично для меня. Все люди-то очень хорошие, замечательные, это известно. Ромм абсолютно был прав: "Я не актера пробую, я хочу выяснить, что это за человек". А тут подобралось такое созвездие не только хо­роших артистов, но и хороших людей, что это и на экране видно. Поэтому, наверное, народ так любит эту картину.

Галочку Польских, мою сокурсницу, я знал очень хо­рошо, и как только прочитал сценарий, она сразу возник­ла в моих мыслях, и я был очень рад, что она без промед­лений согласилась участвовать в картине.

Гена Гарбук - старший брат - был для меня тоже ясен сразу, мы знакомы с ним давно, всю его театральную жизнь (он после института пришел в Национальный театр им. Янки Купалы и остался верен ему). Гена - человек без­отказный и актер безупречный, свое он сыграет всегда. По­мните, отец говорит: "Все, ребята. Свататься идем. Ты (к старшему обращается) речь будешь говорить".

Пригласил я и очень популярного тогда по фильму "Место встречи изменить нельзя" Станислава Садальского. Там он был Кирпич, а здесь - Кисель. Очень хороший артист, парень чудесный, невозможно остроумный и веселый, ни минуты на месте посидеть не мог спокойно, разыгрывал всех постоянно. Помню, гостиница, стук в дверь. "Да!" Никто не отвечает, никто не заходит. Скребется кто-то. Открываю: стоит Садальский росточком с метр в натянутом на коленки пиджаке - лилипут.

А Хорохорина - письмоносица?! Она была полное чудо: кровь с молоком, пышная, чудная и нежная. По сюжету у Верки романчик школьный, видно, был со сред­ним братом, с Кокшеновым, который на Курилах деньгу зашибал, и вот она, вся переполнена жизненными сока­ми, но ждет его, - прелестна. И внимательная к дедуш­ке была, к Санаеву. До картины я, к сожалению, не был с Натальей знаком, это мои ассистенты сумели выпросить ее из Москвы - приехала, несмотря на то, что была там задействована. Мишу Кокшенова я сам очень просил при­ехать, он тоже где-то был занят - дивный парень.

А Стефания Михайловна Станюта... Это просто яв­ление!

Они все обладали сумасшедшей, фантастической органикой. Какая была замечательная Галина Климен­тьевна Макарова! Просто сувенир, подарок. Это удиви­тельная актриса. Удивительная. О ней делали докумен­тальную картину под названием "Королев я не играла". Да, она не играла королев, но она играла женщин, дере­венских, простых. С такой моторной силой актриса, что когда молоденькие уже все устали, скукожились - им сейчас петь, плясать, а они все полусонные - я, тоже ус­тавший, подходил к ней и говорил: "Галина Климентьев­на, очень прошу, взбаламутьте это общество!". Она отве­чала: "Зараз", шла туда, задом раздвигала на скамейке место, садилась - и происходило необъяснимое: все сра­зу приосанивались, и давай - песню запели и плясать пошли! Этого я объяснить не могу, я просто упивался ее талантом.

На своем портрете, который теперь висит на стене в моем кабинете, она написала:

"Борись Сильней Не унывай.

На ўспамін

Г.К Макарова"

Такое совершенно замечательное, нежное пожела­ние. Она была хорошая очень, своя, как родственница. А как играла! Органики несусветной! И на любую шутку откликалась, с ней работать было одно удовольствие. Са­наев через вентиляционное отверстие зовет, спрашива­ет, дома ли Верка. Макарова ему:

- Чего удумали, пьяницы чертовы?

- Свататься сейчас придем!

- Раздета она уже!

- Тем лучше! - говорит Санаев. - Позови Верку!

- Плачет она.

Ну, как это? Ни подсказки, ни наводки. Где текст из сценария, где их придумки - там уже не разбирали, пото­му что так все это было точно, так органично. Ты только благоговел и благодарил Господа Бога за то, что тот сострил, этот сострил, - вот так и картина получилась. Хотя был сценарий, где все точно прописано, но они его украшали - украшали не только импровизацией, но даже интонацией, каким-то оттенком. "Ровесник Суворова, а все помереть боишьси" - эту фразу Леша Дударев придумал, но едва Но­виков ее произнес, она стала совсем другой. Так бывает.