Владимир Иванов - Космические корабли военных моряков Байконура

Вообще бытовые условия на полигоне и в нашей части были очень сложные. Но психологически было трудно привыкнуть и к «неживому» пустынному климату. Мне, жителю Северо-запада России, где бескрайние леса, реки и озера, было очень трудно привыкнуть к виду голой степи. Единственное благодарное время — это Апрель, когда вся степь покрывалась ковром из ярких тюльпанов. Зимой пронизывающий холод и изнуряющая жара летом, сильный ветер с песком и ни одного деревца. Вокруг одни только шары «перекати поле».

Постоянные обитатели космодрома.

Не помню ни одного дождя летом. Даже ночью не было никакой прохлады. Перед тем как лечь в койку мы выливали прямо на матрас ведро холодной воды, а уже через два часа все было сухо. Ночью по кубрику постоянно ходили «белые привидения». Это матросы мочили в умывальнике простыни, и завернувшись в них, шли спать.

Из живности в степи были только черепахи, степные ушастые ежики, суслики, а еще скорпионы, тарантулы и фаланги. Змей ни разу не видели. Один ежик жил у нас прямо в кубрике. Днем он спал, а ночью смешно бегал по периметру кубрика.

К сожалению, у нас были большие проблемы с помывкой. В бане на 95-й площадке я был не больше 3 раз за все время службы (!). Обычно мы мылись и стирали тельняшки и робу прямо в умывальнике: на кран одевали шланг и мылись — вот и весь душ. На 94-й площадке устраивали самодельные душевые.

Я присягал Советскому Союзу и этой Присяге никогда не изменю. После двухмесячного курса молодого бойца — карантина, особенно тяжелого для всех нас молодых призывников, и боевых стрельб из автомата Калашникова, нас привели к присяге. Хорошо помню этот знаменательный день — торжественное принятие Присяги с прохождением строевым маршем и с песней под звуки оркестра. Меня тогда переполняли самые радостные чувства — на голове бескозырка, непривычно колышутся ленточки на затылке. Брюки клеш, чеканный шаг. Это было здорово и незабываемо. Тогда я ощутил гордость и окончательно понял для себя простую вещь: я — военный моряк на Байконуре.

Как я уже писал меня распределили в 4-ю группу, которая занималась работами с ядерными энергетическими установками (ЯЭУ) на 94-й площадке полигона, а также привлекалась к выполнению других боевых задач.

Мое первое «знакомство» со стартовым комплексом произошло на площадке 90 почти сразу после прибытия в часть. 27 октября 1967 года состоялся первый запуск космического аппарата ИС (истребитель спутников) «Космос-185» с площадки 90 с помощью ракеты-носителя 11К67 «Циклон». Нас, только что прибывших новобранцев, отправили приводить в порядок стартовый комплекс после успешного пуска. Мне досталось убирать от песка стартовый стол и ведущие к нему подземные сооружения — потерны. Так я узнал космонавтику изнутри, так сказать с «черного, подземного хода». Дальше начались «космические» будни.

Стартовый стол 90-й площадки.

Поскольку воздух был наполнен песком, то нам приходилось ежедневно чистить свое оружие. У меня был АК-47 со складывающимся прикладом для морского десанта. Мне нравился это вариант за его компактность и удобство ношения. Находясь в карауле я мог быстро привести его в боевую готовность.

Любимый десантный АК-47 и карточка-заместитель.

Дедовщины в нашей 4-й группе никогда не было. О ее «ужасах» я потом лишь читал или мне рассказывали, те кто служил в другое время, возможно в других частях. Дедовщины не было по объективным и субъективным причинам. В 60-х годах на флоте служили 4 года, а пятый год «переслуживали» (т.е. тебя могли призвать в январе, а демобилизовать в декабре). Поэтому мы — «салаги» старослужащих попросту уважали за их многолетнюю службу, их знания и опыт. К нам они относились по отечески, и даже снисходительно за нашу неопытность. Никаких издевательств и даже шуток на эту тему никогда не было.

Другая причина отсутствия дедовщины состояла в том, что каждый старослужащий должен был подготовить себе замену и только после этого он мог быть демобилизован. Принцип простой: чем раньше он подготовит себе замену, тем раньше сможет уехать домой. Были, конечно разгильдяи, про которых офицеры говорили что они «уедут 32 декабря после вечерней проверки», но таких были единицы.

Воровства в нашем кубрике (не казарме) тоже не было. Деньги, сигареты и т. д. лежали в тумбочке, но их никто не трогал. При этом было правило: если кто-то что-нибудь попросит, то никогда не отказывали. Среди матросов и старшин были землячества. Даже друг к другу мы часто обращались по-доброму «земеля». Мы, ленинградцы, держались вместе, другие дружили по городам или областям. Вечерами часто собирались в кружок и вспоминали свой город. Помню как один матрос долгое время не мог найти своих земляков, но поскольку он жил на улице Ленина, то нашел много друзей, которые тоже жили в своих городах или поселках на улицах имени Ленина. Мы их в шутку называли «ленинцы».