До станции Нарва я ехала на поезде с дедушкой. Там Эстония закончилась, и дедушка вышел! И дальше я поехала уже совсем одна. Я не знала, долго ли ехать совсем одной. Но вот поезд переехал через речку и сразу остановился! Станция Иван-город! В вагон вошел папа! И дальше в Питер мы поехали уже вместе.
Папа и мама думали, что каждое лето я буду проводить на море, у бабушки Лизы и дедушки Вани. Но вдруг больше никого не стали пускать ни из Питера в Эстонию, ни из Эстонии в Питер. Мало ли что там бабушка с дедушкой! Нельзя, и все. И я больше никогда-никогда не видела своего дедушку Ивана Ивановича.
Город Питер стоит на реке Неве, там, где она впадает в море. В Неве очень много воды, она там не помещается. Поэтому из Невы вытекли другие реки и речки, поменьше. Большая Невка, Малая Невка, Фонтанка, Мойка, Пряжка, Черная речка и еще много маленьких рек. И получилось так, что части города оказываются между какими-нибудь реками. Как бы на островах. Один большой остров называется Васильевский.
Когда я была совсем-совсем маленькой, мы жили на Васильевском острове, на первом этаже. Там можно было прямо из окна вылезти во двор. Я была слишком маленькая, чтобы так лазать. А моя мама Лидия Ивановна была уже взрослая. А взрослые никогда не вылезают через окно — они ходят через дверь.
А потом мы переехали к бабушке Марии Александровне.
Бабушек бывает две. Бабушка Лиза, Лизавета Васильевна, которая в Пирите, — это мамина мама. А бабушка Мария Александровна, которая в Питере, — это папина мама. Она жила не у синего моря — а на улице Девятой Советской, на четвертом этаже. И мы переехали с Васильевского острова к бабушке Марии Александровне.
Папа взял меня на руки и пошел по лестнице на четвертый этаж. Вдруг во дворе раздался какой-то страшный вопль, не то человеческий, не то звериный. Я немножко испугалась, ведь я была совсем маленькая. Прижалась к папе и шепотом спросила его: «Кто это?» — «Не бойся, девочка, это коты поют свои кошачьи песни».
Вот тут, в бабушкиной квартире, мы и стали жить. И детей становилось все больше. После меня родился Юра, потом — Сережа, потом — Алена, потом — Ксана, потом Кира. А потом Млада и Володя.
Дома был большой рояль. Когда папа Глеб Николаевич был на работе, мы залезали под рояль и играли, как будто это наш дом. А папа умел на нем играть музыку! В выходные дни он иногда играл и пел песни.
Некоторые песни он сам сочинил. Например, вот эту, нашу любимую:
«Дождались мы светлого мая,
Цветы и деревья цветут,
А по небу синему, тая,
Румяные тучки плывут».
Вместе с папой мы пели и эту, и еще одну песню, про поход:
«Шмель гудит, толпятся мошки,
Реют птичьи голоса,
А мы шагаем по дорожке
Через горы и леса.
Возле речки недалечко
Изумрудная трава.
Эй, ребятки, ставь палатки
И скорее по дрова.
Выньте ложки для картошки
И садитесь кто куда.
Пахнет ветром, пахнет дымом
Эта вкусная еда».
Бабушка Мария Александровна рассказывала нам старинные детские стихи. Например, про лягушку:
«Вот лягушка по дорожке
Скачет вытянувши ножки.
Ква-ква-а, ква-ква-а,
Скачет вытянувши ножки…»
Это были другие песни, не такие, как папины песни, и не такие, как бабушкины стихи:
«Заводы, вставайте,
Шеренги смыкайте,
На битву шагайте,
Шагайте, шагайте!»
Они назывались «революционные». А еще вот такую песню, тоже революционную, мы пели:
«Смело мы в бой пойдем
За власть Советов.
И как один умррррем
В борьбе за это».
А потом вот эту, которую я уже почти забыла:
«Мы красные кавалеристы, и про нас
Былинники речистые ведут рассказ…»
И еще:
«По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед,
Чтобы с боем взять Приморье,
Белой армии оплот».
И даже вот такую:
«Возьмем винтовки новые,
На штык — флажки
И с песнею в стрелковые
Пойдем кружки».
А еще мы были «членами МОПРа». Каждый месяц приносили в детский сад 25 копеек. За это нам дали маленькие игрушечные книжечки. Там было нарисовано окно за решеткой. Из него выглядывал человечек и махал нам платком. Папа сказал, что МОПР — это Международное общество помощи революционерам. И человечки, которые нам машут платком, называются революционеры .
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу