Идо Нетаньяху - Последний бой Йони

Каждый представил свои проблемы в подробностях, поскольку никогда ведь не знаешь, где точка пересечения; ты можешь думать, что то или иное несущественно, а оно как раз существенно. Поэтому каждый и представил свои проблемы, и я определенно помню, что говорили также и о проблеме освещения взлетно-посадочной полосы. Йони хотел знать, что будет, если мы прилетим, а полоса не освещена. Он не мог, конечно, помочь в этом, но определенно хотел знать, и мы представили ему разработанную нами тактику, включающую использование радара… там непосредственные исполнители операции произвели „шлифовку“ и приняли решения. Ведь, по существу, мы, командиры отрядов, подводим итоги всему сказанному, и именно эти итоги значат больше, чем другие решения».

Тут Айнштейн в первый раз услышал о том, какие именно машины погрузят в каждый самолет, и о том, что его самолет приземлится на семь минут раньше других. Идея «мерседеса», о которой он узнал только здесь, его рассмешила. И вообще — чем больше прояснялись для него подробности операции на земле и то, что происходит в Части, тем больше он удивлялся тому, что видел. «Тут я в первый раз соприкоснулся с работой Части. На меня произвели большое впечатление целеустремленность, эффективность, вникание в нужные детали… Мне, как человеку постороннему, все происходящее там казалось выше моего понимания… Я не присутствовал на инструктажах в самой Части, но вопросы, которых мы касались во время нашего совместного совещания, удивляли своей дотошностью, они касались всего… Часть мне казалась каким-то другим, чудесным миром».

Шани вспоминает, как при обсуждении, которое часто прерывалось адресованными Йони телефонными звонками, тот вертел в руках наган, который принесли ему в кабинет. Во время разговора Йони разобрал и собрал, в рассеянности, глушитель нагана, и при вращении барабана слышался время от времени долгий стук. «Йони сидел на стуле, а мы все — вокруг. Иногда дуло нагана невольно направлялось на нас, и мне очень не нравилось, что дуло время от времени смотрит на меня».

Шани также помнит, что во время совещания появился Дан Шомрон. «Он с нами не сидел, не совещался… я помню, что он появился, что-то спросил, сказал и вышел».

В конце встречи обратились и к деталям административного характера, связанным с назначенным на вечер ученьем-моделью. После этого все вышли на примыкающую к кабинетам галерею и там еще заканчивали разговор. На галерее их встретил прибывший в часть Нати, заместитель Шани. Нати с этой минуты должен был заняться согласованием действий эскадрильи с Частью к предстоящему вечером большому ученью, заменив Шани, который до самого начала ученья занят был другой проблемой. Начальник Генштаба просил его и Айнштейна показать ему ночью, как они производят посадку на темную полосу. «О Части я не беспокоюсь, — сказал им Мота Гур, придя в эскадрилью, чтобы поговорить с летчиками, — для них что Сде Дов [55] Военный аэродром в Тель-Авиве. , что Энтеббе — все равно. Проблема — ваша, чтобы их действительно там выгрузили без помех». (Наверное, Гур это сказал, чтобы подчеркнуть, какая огромная ответственность лежит на летчиках. На самом же деле существует очень большая разница (хотя бы психологическая, не говоря о практической) между наземной акцией на отдаленной, к тому же враждебной территории, и акцией, что называется, рядом с твоим домом, в особенности если успех или неуспех операции во многом зависит от того, удастся ли застать террористов врасплох.) Эскадрилья Шани хотя и разрабатывала в последнее время технику посадки самолетов «геркулес» на неосвещенную полосу, но техника эта не была еще как следует испытана.

Место демонстрации было назначено Бени Пеледом и Мотой Гуром в Шарм-эль-Шейхе. Там можно было полностью затемнить летное поле, и туда, к южной оконечности Синайского полуострова, Шани придется лететь в темноте довольно долго, что весьма похоже на условия операции. Интересно, однако, что у Шани была полная уверенность в своей способности произвести посадку на затемненную полосу незнакомого ему аэродрома в Энтеббе, чего он не мог сказать об аэродроме в Шарме. Дело в том, что полоса в Энтеббе почти идеально подходила для высадки в темноте благодаря удобному расположению у воды, что позволяло радару ясно отделить дорожку от моря. В Шарме условия были другими. Там полоса начиналась не у берега, как в Энтеббе, а на значительном от него расстоянии. Кроме того, в Шарме она шла не перпендикулярно линии берега, а параллельно. Из-за двух этих обстоятельств радару трудно было различить ее. Поэтому Шани решил лететь в Шарм при свете дня и предварительно поупражняться до того, как он продемонстрирует высадку начальнику Генштаба и командиру авиации. Он знал, что начальник Генштаба не одобрит этот его шаг, если узнает о нем, но знал он и то, что неудачная демонстрация посадки перед начальником Генштаба будет смертным приговором операции. Шани, конечно, не хотел, чтобы операция не состоялась из-за «неверного суждения сухопутного человека», даже если этот человек — высший армейский начальник.