Ламонт Хокинс - Wu-Tang Clan. Исповедь U-GOD. Как 9 парней с района навсегда изменили хип-хоп

У Донте был очень тяжелый реабилитационный период. Это лишило его детства. С трех до шестнадцати лет он провел в долбучих больницах. У него была астма, и ему пришлось пройти через тяжелое испытание потери почки от пули и долгие годы восстановления. Ему годами приходилось носить подгузники. Левая нога моего мальчика все еще не в порядке. Он хромает и по сей день. Все было плохо.

Помимо астмы и восстановления, он попал под машину, сломал руку и сразу после окончания школы, играя в футбол, сломал ногу в трех местах. Мой сын пережил столько боли… Но боль заставила его перепрыгнуть через голову. Он стал сильным и мужественным.

Донте только что закончил колледж. Он встречается с классной девчонкой и живет на Стейтен-Айленде, так что теперь он в порядке. Ну, в основном. Он получил диплом в области кино. Я сказал ему: «Тебе не нужна степень для кино, ты можешь просто взять и все выучить». Но теперь он должен вернуть студенческие ссуды за то дерьмо, на котором на самом деле не может заработать денег. Ты не сможешь получить денег от съемок, если не знаешь, как это делается. Поэтому я предложил ему вернуться в колледж и, возможно, получить другую специальность. Но он вроде как сопротивляется – он хочет снимать кино, и ничего, кроме кино.

И когда я вижу, как он борется со своей карьерой, я понимаю, как родители, особенно чернокожие родители, воспитывают своих детей. Это не наша вина, дело в том, как мы росли. Оглядываясь назад, я вижу, что очень избаловал сына, и совсем не жалею об этом. Возможно, мне стоило быть построже в вопросе образования, может, надо было, чтобы он выбрал более надежную сферу, более материальную, земную. Именно так многие иммигрантские группы продвигаются по жизни через пару поколений. Они не позволяют своим детям выбирать что-то интересное, например, кино. (Я не говорю, что кино – это не профессия, но это довольно сложный карьерный путь.) Наверное, родители должны сперва научить своих детей зарабатывать деньги. Ведь молодые люди часто хотят заниматься чем-то непрактичным, а не обеспечивать свое будущее.

Как и мой сын. У него есть диплом, но ему приходится трудно, потому что в его сфере высокая конкуренция и низкие бюджеты, даже если он получает работу. Но это только начало. По крайней мере, он не толкает крэк и не бегает от копов. Он никогда не сидел в тюрьме и даже не был арестован. У него умная девушка, и он прокладывает себе путь в мир, не прибегая к преступлениям. Его дети тоже не будут этого делать.

Я помню, как однажды, сразу после того, как в моего сына стреляли, я шел с ним по улице. Он хромал, и я вел его, держа за руку. Это его расстраивало – он хотел идти один, но ему было больно, и это отнимало слишком много времени.

Я всегда буду помнить, как мой приятель Тинкер ехал в этот момент мимо и остановился. Он услышал о том, что случилось с моим мальчиком, обнял его, развеселил и даже дал ему сотню долларов, прежде чем запрыгнул обратно в машину и уехал.

Несколько недель спустя Тинкера убили. Ему выстрелили в голову, но он смог вытащить пистолет и тоже выстрелить. Они убили друг друга. Я рыдал, когда узнал об этом.

Происходящее уничтожало мои внутренние ресурсы; это было похоже на бесконечный приток плохих новостей. Будь то мой мальчик, которого чуть не убили, или такой друг, как Тинкер, которого убили, все это осложняло жизнь. Но если я действительно собирался дать своему сыну лучшее, я должен был вернуться к своей музыкальной карьере. Мне необходимо было трудиться, не покладая сил, чтобы можно было заботиться о детях и близких и в конце концов разорвать этот постоянный цикл насилия.

Имея дело с последствиями ранения Донте, его реабилитацией и всем, что с этим связано, я потерял себя. Я забыл, кто такой У-Год – Ламонт Джоди Хокинс.

Так что я вернулся на район. Я вернулся в Парк-Хилл, который все еще был таким же дерьмовым, наполненным наркотиками и гангстерами, как и тогда, когда я уехал. Но даже среди всего этого мне удалось снова найти себя.

Однажды я разговаривал по телефону, пока мы просто дурачились и слушали музыку с моим диджеем Хомисайдом – я все еще увлекался музыкой, не думая, мог потратить две штуки на пластинки, – курил и пил и вдруг услышал звуки выстрелов. БУМ-БУМ-БУМ-БУМ-БУМ-БУМ. Мы такие: «Что это за херня?» – и сразу выдохнули, потому что на районе всегда было, как во Вьетнаме.

Но через две секунды я услышал, что один из друзей моего друга, его звали Датч, был застрелен. Мы спустились вниз. У Датча было восемь дырок в ногах и нижней части тела, а второй чувак валялся в углу с пулей в груди. Мы просто молча уставились на все это дерьмо: «Что, блядь, только что случилось?»