Ламонт Хокинс - Wu-Tang Clan. Исповедь U-GOD. Как 9 парней с района навсегда изменили хип-хоп

Я стал автором песен, хотя в моем мире были наркотики и куча смертей, и прочая хрень, но, невзирая на всю эту драму, я оставался чист сердцем. Я никогда не продавал наркоту беременным женщинам. Я помогал старушкам спускаться по лестнице. В этой странной неправедной обстановке мне удавалось сохранять свои моральные принципы. И несмотря на то, что я занимался дерьмовыми делами, у меня все же оставались границы, которые я бы никогда не пересек.

Я знаю людей, которые прошли через реальное дерьмо, они были ворами и убийцами, а затем изменили свою жизнь, нашли работу, завели семью и склеили черепки своей жизни. Ты можешь думать, что из-за того, что ты убил кого-то, с тобой покончено, чувак, и что тебя это будет трогать всю оставшуюся жизнь. Но может быть и по-другому. Если человек случайно причинил кому-то боль или совершил нечто ужасное, он всегда в состоянии исправить это, начав жить от чистого сердца, выбирая праведность, а не мусор.

Я сделал свой выбор.

Моя мать родом из Браунсвилла, Бруклин. Она выросла в том же доме, что и мать Raekwon на 1543 Ист-Нью-Йорк-авеню, в Говард-Хаузес.

Кварталы Браунсвилла были самые дикие в то время. Спросите любого ньюйоркца, какая часть Бруклина самая суровая, и они ответят Браунсвилл.

По некоторым кварталам ты мог пройтись, по некоторым – нет. Однозначно нельзя было пройти ни через Браунсвилл, ни через Форт-Грин, ни через Пинк-Хаузес. Там в воздухе витали напряжение и насилие. Там всегда бывали не только драки, в которых нескольких человек порежут или заколют, но и перестрелки, иногда все это происходило одновременно. Вот почему я не люблю возвращаться к своим старым кварталам; я чувствую, что духи моих старых товарищей взывают ко мне. Они до сих пор остались в районах, в которых их убили.

Когда я был ребенком, всегда был кто-то, кто хотел украсть кроссовки прямо с твоих ног, куртку и вообще все, до чего можно дотянуться. Если ты носил золотые цепи и прочие цацки, ты был обязан уметь стрелять или драться. И копы ни хрена не делали, чтобы пресечь грабеж или найти виноватых. Им было все равно.

А когда они все же вмешивались, в большинстве случаев это выходило нам боком. В начале 70-х годов правоохранительные органы относились к людям с пренебрежением. Бабушка не раз рассказывала, что полицейские из 73-го участка в Браунсвилле убивали людей в нашем районе. Она и многие ее друзья и родственники утверждали, что тех, кого ловили, избивали там же до крови, заковывали в наручники и увозили. Думаю, копы сажали их за решетку – в буквальном смысле. Вот как было опасно в Браунсвилле.

Просто войти и выйти из района было тем еще приключением. У матери четыре или пять раз выхватывали сумочку прямо у меня на глазах. Несколько раз ей приходилось вызывать полицию и просить проводить нас от вокзала до дома бабушки, потому что группа оголтелых подростков ждала за углом, чтобы стянуть у нее несколько долларов.

В каждом квартале и на каждой улице была как минимум одна банда или группировка. Ты не мог передвигаться между кварталами, если не знал нужных людей. Отморозки спускались с крыльца и набрасывались на тебя. «К кому ты пришел? Почему ты думаешь, что можешь пройти через мой квартал, если я тебя не знаю?»

Местные бандиты, одетые в спортивные костюмы Kangol, Puma и Adidas, ошивались на автобусной остановке возле китайского ресторана на Питкин-Авеню. В то время Питкин-Авеню была торговым районом в Браунсвилле. Там было полно магазинов одежды, нелегальных букмекерских контор и чуваков, торгующих травкой за углом. А еще была бойня, где забивали кур. Там в клетках сидели цыплята и куры, и мы с бабушкой ходили туда за свежими тушками.

Мы всегда с опаской передвигались по району. Помню, как однажды мы увидели чуваков, к которым приближался парень на скоростном велике. Один из них внезапно вскочил со скамейки, ударил парня трубой по голове, отобрал велосипед и сел обратно на скамейку. Мы просто продолжили идти, как будто ничего не происходило. Никто не попытался помочь и никак не отреагировал, хотя парень, которого ударили, лежал там, дергаясь и истекая кровью.

Одно из самых диких воспоминаний о Браунсвилле связано с Майком Тайсоном, который тоже вырос там. Это было в 70-х, до того, как он стал чемпионом мира или вообще начал боксировать. Мне было около восьми лет, я шел по Питкин-Авеню мимо букмекерской конторы, держа маму за руку, когда этот чувак подошел и сорвал серьги прямо с ее мочек. Оставил ее с окровавленными ушами и просто свалил.