Михаил Козаков - Третий звонок [litres]

Долготерпение, терпение – чрезвычайно важные слова и понятия для понимания этой вещи Шекспира. Долготерпение ветхозаветного Иова и терпение как знак добродетели в новом христианском смысле.

«Что неотложно нужно мне? Терпенье – вот в чем нужда. Терпенье нужно мне», – твердит оскорбленный отношением к его королевской особе и сединам старик-отец в сцене со старшими, восставшими против отца Гонерильей и Реганой. В этом гордеце уже начался процесс работы души и ума. Так постепенно он от ветхозаветного переходит к христианскому мировоззрению. Скоро будет буря, его покаяние и требование Лира к всенародному покаянию, а там и молитва к Христу, может быть, впервые за его долгую жизнь.

Я лишь бегло пока набросал штрихи к психологическому и философскому портрету изменяющегося по ходу пьесы великого старца Лира. Повторюсь: играть, проживать эти изменения – самое интересное в этой потрясающей роли, во всяком случае для меня, одного из его многих толкователей.

Я видел много Лиров. А когда вплотную подошел к роли, стал воскрешать в памяти и когда-то увиденное, и, что возможно, посмотрел на кино– или видеопленке. Я пересмотрел все, что удалось достать: и кинофильм Г. М. Козинцева с Юри Ярветом, и фильм (к сожалению, не спектакль 1964 года) Питера Брука все с тем же Полом Скофилдом, и телеверсию Лира-Оливье, который снимался в этой роли глубоким стариком, едва ли не старше самого Лира, и видеозапись знаменитого спектакля итальянца Джорджо Стрелера, о котором до того лишь читал в рецензиях, и, что значительно важней, разбор этой пьесы Шекспира – в книге самого Стрелера.

Видел я достаточно примитивные версии Лира, снятые в 90-х годах в Англии, документально-художественный немецкий вариант, где была зафиксирована игра немецких исполнителей, две из которых были женщины-актрисы, судя по всему достаточно знаменитые старухи в этой мужской роли. Что поделаешь, хороших ролей для стариков, а в особенности старух, немного. Вот поэтому, как я полагаю, и особы противоположного пола хватаются за эту роль.

Я далек от мысли объять необъятное и, пересказывая, размышлять обо всем, увиденном мною. Выберу лишь самое важное и не обязательно меня убедившее из этой горы материала.

Начну с Брука и Скофилда. Почему фильм Брука, с моей точки зрения, много слабей и однолинейнее его же спектакля 60-х годов? Ответ прост и банален: кино, особенно попытка сделать «правдивое» реалистическое кино, оскопляет трактовку театрального режиссера, даже если то сам великий Питер Брук. Театральная условность, образность, пластика, ритм, полнота диалогов и монологов в театре, исполняемых превосходными актерами, и прежде всего Полом Скофилдом, почти ушла. На смену пришли настоящие снега и замки, лошади и костры, настоящее Северное море, настоящие кровь и пот, льющийся ливень и настоящие вспышки молний. И вот эта «настоящность» убила поэтику. А поскольку история Лира не история «Агента 007», то «экшен» чисто внешнего толка довольно скучен, как и в фильме Г. М. Козинцева, в его «Короле Лире». В этом смысле фабула, сюжет и даже «экшен» в «Гамлете» много эффектнее для реалистического кинофильма большого экрана. Не то «Лир». И даже игра великолепного и очень мной любимого Пола Скофилда вынужденно претерпела ряд изменений. И она стала более зажатой и однообразной в формате фильма. Диалоги и монологи отнюдь не бытового свойства (ведь очень многое написано Шекспиром в стихах!), погруженные то в скрип колес, то в ржанье лошадей, то произносимые на ходу, где-нибудь в едущей повозке, теряли и привлекательность, и смысл, убивали интонацию актера. Хотя Пол Скофилд все-таки лучший, на наш взгляд, из увиденных на экране.

Ну а великий Оливье? Я уже писал, что он на пленке очень стар, чрезмерно стар. Суперстар. От этого суетлив, сентиментален, чрезвычайно театрален в этом специально снятом телеспектакле. Можно только догадываться о гениальности этого артиста, которым мы восхищались, видя в спектакле «Отелло» или наблюдая его игру в старом фильме «Мост Ватерлоо». Жаль! Жаль до слез. Хотя не мне жалеть величайшую театральную легенду XX века, именем которого назван зал в Национальном театре Лондона, а получивший премию им. сэра Л. Оливье, по идее, ни о какой другой театральной премии и думать не должен. На мой взгляд, для театрального актера нет выше награды, чем эта премия. Но я бы слукавил, если бы стал писать хвалебно об этом неудачном, плохо склеенном, весьма школьном по замыслу спектакле, сочиненном для телевидения.