Юрий Галенович - Гибель Лю Шаоци

В тот же день новые «собрания критики и борьбы», направленные против Лю Шаоци, Дэн Сяопина, Тао Чжу, состоялись и в Чжуннаньхае, и в их домах. «Борьба» велась и против их супруг — Ван Гуанмэй, Чжо Линь и Цзэн Чжи. Митинг и собрания были приурочены к первой годовщине появления дацзыбао Мао Цзэдуна, призывавшей «открыть огонь по штабу» [120] Там же, с. 28, .

В доме Лю Шаоци сотрудники службы безопасности вынудили его детей присутствовать при издевательствах над родителями, видеть, как молодчики — заплечных дел мастера из маоцзэдуновских спецслужб заламывали руки отцу и матери: когда кисти рук связывали вместе и тянули за спиной вверх — человек невольно сгибался, голова его наклонялась к земле. Мучители, которые, очевидно, находили удовольствие в своих садистских выходках, называли эту пытку «реактивным самолетом». Обоих супругов били кулаками и ногами. Лю Шаоци таскали за седые волосы, заставляли его стоять, низко согнувшись, но с запрокинутой назад головой — ее оттягивали за волосы назад, — и в этой мученической позе крайнего унижения фотографировали.

Фотоснимки регулярно доставлялись организаторам «культурной революции». Вспоминается, что одна из дурных политических традиций в старом Китае состояла в том, что поверженного врага пытали и, отрубив ему или ей руки и ноги, сажали в большую вазу и доставляли «на погляд» торжествующему победителю или победительнице.

Самая младшая дочь Лю Шаоци и Ван Гуанмэй, Лю Сяосяо, которой было тогда всего 6 лет, видя мучения родителей, громко рыдала. Собрание длилось два часа. Лицо Лю Шаоци распухло от побоев. Его заставляли стоять без обуви, в одних носках [121] Там же, с. 29. .

Это был один из целого комплекса коварных приемов, разработанных «штабом» «культурной революции»: людей, против которых велась «борьба», выводили на митинги босиком или в носках, чтобы легче и удобнее было незаметно, исподтишка, так сказать инкогнито по-маоцзэдуновски, отдавливать людям пальцы на ногах.

5 августа 1967 г. Лю Шаоци в последний раз видел свою жену. Супругам удалось на какой-то момент соединить руки, но их тут же грубо оторвали и оттащили друг от друга. С трудом разъединив любящих супругов, палачи продолжали издеваться над ними [122] Там же, с. 30. . Вечером того же дня, после собрания, Лю Шаоци продиктовал секретарю свой письменный протест, в котором требовал соблюдения Конституции КНР. Послание было отправлено, но ответа и на сей раз не последовало [123] Там же, с. 30–31. .

7 августа 1967 г. Лю Шаоци написал Мао Цзэдуну. Он выражал возмущение тем, что на него навесили ярлык противника партии и социализма, и заявил о намерении уйти в отставку с поста председателя КНР, упомянув, что он «уже лишен свободы» [124] Там же, с. 31. . Ответа не было и на этот раз. Но репрессивный аппарат работал: обдумывались варианты дальнейшего преследования «самого крупного каппутиста».

13 сентября 1967 г, детям Лю Шаоци, которых до тех пор держали дома, хотя и отдельно от отца и матери (их также содержали порознь), было приказано отбыть в свои учебные заведения [125] Там же, с. 32. . Вечером того же дня Ван Гуанмэй была взята под арест и заключена в тюрьму [126] Там же. . Там она провела одиннадцать лет.

Через несколько дней Лю Шаоци поручил прикрепленному к нему телохранителю: «Передай детям: пусть они отрекутся от меня и от мамы». То был последний наказ отца, последние его слова, дошедшие до детей [127] Там же. .

Вполне очевидно, что Лю Шаоци уже все понял: ни ему, ни его супруге не избежать жестокой судьбы. Стремясь во что бы то ни стало сохранить свой род, своих сыновей и дочерей, и понимая, что в бесчеловечной маоцзэдуновской мясорубке главное для его детей — выжить и пережить это страшное время, Лю Шаоци решил, что они должны сделать все, что могло помочь им сохранить жизнь.

Здесь следует отметить, что в КПК существовали некие внутрипартийные правила, которые Мао Цзэдун, впрочем, постоянно нарушал и еще более ужесточал. В частности, там сложилась традиция, согласно которой в тех случаях, когда кого-то из членов семьи относили к числу политических противников Мао Цзэдуна и его партии, от остальных требовали порвать с ним все связи. Формально речь шла о том, что оставшиеся, возможно временно, на свободе родственники партийца, обвиненного в политических ошибках и преступлениях, были обязаны политически отмежеваться от своего пострадавшего родственника, осудить его политическую платформу, взгляды и деятельность, а вернее, то, что ему вменялось в вину.