Юрий Галенович - Гибель Лю Шаоци

Более того, важно подчеркнуть, что Лю Шаоци пришел к этому выводу после того, как лично ознакомился с состоянием дел в китайской деревне, увидел, до какого кризисного состояния доведена она политикой «трех красных знамен»; осознал, что «идеи Мао Цзэдуна», по крайней мере в данном случае, не были верными, принесли несчастья народу, а не пользу развитию хозяйства страны. Лю Шаоци также, по всей вероятности, убедился в том, что политика Мао Цзэдуна по отношению к китайскому крестьянству, особенно во второй половине 50-х годов, не отвечала интересам крестьян, не соответствовала своеобразию китайских условий. Напротив, она вела к разорению и обнищанию крестьянства, лишала его возможности жить в достатке и не давала сельскому хозяйству страны эффективно развиваться. Было очевидно, что нужно немедленно принимать практические меры по выправлению создавшегося положения. По словам Лю Шаоци, эта политика пока еще не является ошибкой в линии партии, но если ее не исправить, то она постепенно может стать таковой.

Из этого, в частности, следует, что и Мао Цзэдун, и Лю Шаоци имели свои взгляды на то, что считать линией партии. В представлении каждого из них речь шла о правильной и неправильной линии партии. Каждый из них полагал, что он стоит на верных позициях и отстаивает правильную линию.

После гибели Лю Шаоци и смерти Мао Цзэдуна Дэн Сяопин говорил, что между ними не было расхождений по вопросу о линии партии. Однако такое утверждение скорее отражало политические потребности Дэн Сяопина и его субъективное представление об этом во время его прихода к власти на рубеже 80-х годов и ни в коей мере не соответствовало ни фактическому положению дел в конце 50-х и в 60-х годах, ни пониманию этого вопроса Лю Шаоци и Мао Цзэдуном.

На расширенном рабочем совещании кадровых работников высшего звена в ЦК КПК (декабрь-январь 1962 г.), по масштабам превосходившем даже съезд партии, Лю Шаоци в присутствии семи тысяч руководящих партийных работников выступил с докладом, в котором вновь заявил, что «главными являются те ошибки, которые допускаем мы сами», и отметил, что ответственность за них должен нести ЦК партии. По мнению Лю Шаоци, дело было не только в отсутствии опыта, но и в том, что кое-кто в ЦК КПК зазнался, утратил скромность и осмотрительность, пошел вразрез с курсом партии и линией масс, с тем стилем работы, который подразумевает опору на реальные факты.

На этом же совещании Лю Шаоци, очевидно убедившись на своем опыте в правоте Пэн Дэхуая, а главное, потрясенный тем, что увидел во время своей инспекционной поездки в деревню, доведенную до ужасающего состояния бедности и разрухи, говорил, что почти все сказанное Пэн Дэхуаем в 1959 г. — это факты, и хотя в некоторых случаях он не всегда был прав, однако Лю Шаоци всегда чувствовал, что Пэн Дэхуай говорил тогда о том, что было в действительности [16] Там же, с. 134. .

Иначе говоря, в 1962 г. Лю Шаоци перед активом партии оценил позицию Пэн Дэхуая как справедливую, а следовательно, косвенно дал понять, что Мао Цзэдун, да и он сам, были неправы, принимая в 1959 г. решение об осуждении за выступление против партии члена Политбюро ЦК КПК и министра обороны КНР Пэн Дэхуая и снятии его с постов в партии и государстве.

В феврале 1962 г. на расширенном заседании Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК (на «Совещании в Силоу») Лю Шаоци заявил, что народное хозяйство переживает «чрезвычайный период», и подверг критике желание некоторых руководящих работников скрыть дефицит госбюджета, составлявший тогда 5 млрд. юаней. В мае 1962 г. на рабочем совещании ЦК КПК Лю Шаоци утверждал: «Главная опасность в настоящее время все-таки в том, что недооцениваются трудности».

Благодаря тому, что на этом этапе руководство партии и большинство ее членов пришли к единому пониманию ситуации, процесс урегулирования осуществлялся успешно, и все это неотделимо от позиции Лю Шаоци и предпринимавшихся им усилий.

Третий период начался со второй половины 1962 г. В условиях, когда политический климат претерпевал изменения и давление со стороны Мао Цзэдуна все более усиливалось, Лю Шаоци упорно отстаивал свою точку зрения, проявив себя как истинный политический бореи.

Уже после смерти Мао Цзэдуна в историографии КНР отмечалось, что в то время, когда в экономике страны только-только начался поворот к лучшему, «некоторые товарищи в партии (это был намек на Мао Цзэдуна. — Ю.Г. ) позабыли „большой скачок“ 1958 г. и суровые уроки Лушаньского совещания 1959 г. и снова стали повторять ошибки „левого уклона“» [17] Чжун гун, с. 9–10, .