Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер - пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

Вскоре после публикации этой статьи Гринберг стал редактором Partisan Review, а также художественным критиком The Nation. Сфера изобразительного искусства была для этих журналов относительно новой темой. Для них писали музыкальные, театральные и литературные критики. Тем не менее живопись и скульптура оставались практически неохваченными, ведь до поры до времени считалось, что в США в этой области не происходило ничего действительно заслуживавшего внимания [961] Rubenfeld, Clement Greenberg , 61, 68; Ashton, The New York School , 157. . Но с прибытием известных европейских художников, спасавшихся от ужасов войны, художественный мир США стал намного ярче. Приток новой энергии ощутили и американские музеи. Их внезапно заполнили серьезные работы, которые предоставлялись коллекционерами и художниками на хранение. А потом в поле зрения попали и местные, нью-йоркские художники, творчество которых во всех смыслах относилось к авангардному искусству в трактовке Гринберга. Произошло это в основном благодаря тому, что редакторы и авторы из крупных журналов зачастили в заведения Гринвич-Виллидж, где собирались художники. В результате представители печати получили превосходную точку обзора для наблюдения за развитием американского авангарда. Клем через Ли познакомился со многими художниками и привык к их манере речи, о чем бы те ни говорили: о работе, о манипуляциях с холстом и т. д. «Я чувствовал, что знаю искусство изнутри», — утверждал он [962] Deborah Solomon, notes on Clement Greenberg, based on interview, December 19, 1983, Series 1, Box 1, Folder 2, the Clement Greenberg Papers, 1937–1983, AAA-SI, 1. . Клем надеялся оставить след в истории. Однажды он прямо признался другу, что хочет стать «великой личностью», которая «ослепляет, а не бывает ослеплена блеском других». Для такого человека современное искусство было бесценной целиной, только и ожидавшей интеллектуала — пионера, который ее вспашет [963] Jones, Eyesight Alone , 471; Marquis, Art Czar , 67. . В 1942 г. Гринберг стал штатным критиком-искусствоведом The Nation. В особом стиле, который вдохновит не одно поколение будущих критиков, он начал писать о том, что делали на своих ветхих чердаках пока еще никому не известные художники с Манхэттена.

В суматохе и бурной деятельности, которой сопровождалась новая карьера Клема, они с Ли на время утратили связь друг с другом. Однако в январе 1942 г., через несколько дней после выставки в мебельном магазине Макмиллена, они случайно столкнулись на улице возле Таможенной службы США. Там все еще работал Гринберг, так как жалованье критика было скудным, если вообще предполагалось. Был шумный зимний день. Ли сопровождал незнакомый молодой человек в фетровой шляпе и толстом, теплом пальто. Она обменялась с Гринбергом горячими приветствиями, после чего сказала: «Знакомься, это Джексон Поллок… он станет великим художником». Ошеломленный Гринберг тогда подумал: «Не лучший способ представить человека» [964] Deborah Solomon, notes on Clement Greenberg, based on interview, December 19, 1983, Series 1, Box 1, Folder 2, the Clement Greenberg Papers, 1937–1983, AAA-SI, 2; Solomon, Jackson Pollock , 110; Rubenfeld, Clement Greenberg , 70–71; Potter, To a Violent Grave , 66. . После этого их общение опять прервалось более чем на год. Клема призвали в армию, и он какое-то время служил на разных военных базах в США. Например, Гринберга отправили в довольно странный лагерь в Оклахоме, где он охранял 300 нацистских военнопленных. Они были убеждены, что Гитлер скоро вторгнется в Америку ради их освобождения. Почти все время немцы отрабатывали строевой шаг и практиковались в нацистских приветствиях и криках «Хайль Гитлер», чтобы подобающим образом встретить фюрера, когда тот прибудет [965] Clement Greenberg, «Goose-Step in Tishomingo», 768–69. . К осени Клема перевели в другой лагерь, в Мичигане, где он пережил личную трагедию и нервный срыв. Девушка Гринберга Джин Коннолли, та, кого он называл «великой страстью» своей жизни, прислала ему письмо, в котором объявила о намерении выйти замуж за другого [966] Rubenfeld, Clement Greenberg , 63, 71–73; Jones, Eyesight Alone , 46, 48; Marquis, Art Czar , 76, 78. Его диагноз звучал так «плохо адаптирован, легкая степень невроза». .

Демобилизовавшись, Гринберг в сентябре 1943 г. вернулся в Нью-Йорк и в The Nation. И успел как раз вовремя, чтобы написать рецензию на первую выставку Поллока, прошедшую в ноябре в галерее Пегги. Клем «похвалил» Поллока за способность извлечь «что-то позитивное из мешанины цвета», но обвинил в излишней претенциозности при выборе названий для полотен. Он также отметил, что Поллок «принимает заказы, которые не способен выполнить», пытаясь писать крупномасштабные картины. Однако, несмотря на эти негативные комментарии, увиденное заинтересовало Гринберга. Давая оценку небольшим картинам Джексона, Клем заявил, что это одни из самых сильных абстракций американских художников, которые он когда-либо видел [967] Marquis, Art Czar , 78–79 ; Clement Greenberg , «Art», The Nation , November 27, 1943, 621. . Тот обзор стал первой статьей из целой серии материалов, написанных Клемом о Джексоне. Эти заметки привлекли внимание общественности к ним обоим. Их карьеры во многих отношениях развивались синхронно: Джексон добился признания как художник примерно в то же время, когда Клем сделал себе имя как автор. В 1945 г. уже гораздо более уверенный в себе Гринберг описал уже меньше сомневавшегося в своих силах Поллока как «самого сильного художника своего поколения и, возможно, величайшего из мастеров со времен Миро» [968] Clement Greenberg, «Art», The Nation , April 7, 1945, 397–98; Kirk Varnadoe with Pepe Karmel, Jackson Pollock , 42; Elaine de Kooning, interview by Jeffrey Potter, courtesy PKHSC. Элен говорила, что Клем действовал как «неоплачиваемый пиарщик Поллока. Это было у него в крови. Он свято верил в каждое свое слово, но все его речи были на пользу Джексону. И точка». .