Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер - пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

Ли познакомилась с Гринбергом в 1937 г. на литературной вечеринке в квартире Мэй Табак и Гарольда Розенберга [953] Florence Rubenfeld, Clement Greenberg: A Life , 44, 50; Lee Krasner , interview by Barbara Novak, videotape courtesy PKHSC. . Клему тогда исполнилось 30 лет. Он был на год старше Ли и, как и она, происходил из семьи евреев-иммигрантов (только его родители были польскими евреями; они приехали в США из Литвы). Гринберг родился уже в Бронксе, но потом отец перевез семью в Виргинию, где открыл по франшизе фирменный магазин одежды. А значит, когда Клем вернулся в Нью-Йорк, у него был южный акцент, гармонировавший с его мироощущением и внешностью ничуть не лучше скверно подобранного костюма. Рано полысевший, с вечной сигаретой в руке и карими глазами, живость которых отражала непрекращающееся движение его мыслей, Клем был активным, беспокойным и любил поспорить. Словом, он относился к интеллектуалам того типа, которых могла удовлетворить только среда Манхэттена [954] Rubenfeld, Clement Greenberg , 31, 33–34, 41, 43, 44, 97, 144; Caroline A. Jones, Eyesight Alone , 31; Deborah Solomon, notes on Clement Greenberg based on interview, December 19, 1983, Series 1, Box 1, Folder 2, the Clement Greenberg Papers, 1937–1983, AAA-SI, 1; oral history interview with Harold Rosenberg, AAA-SI. . Еще подростком он заинтересовался искусством, но потом прекратил творить из-за личного кризиса. Затем парень попробовал свои силы в поэзии. Однако его карьера и на этой ниве скоро закончилась. Ведь первое же опубликованное юношей стихотворение оказалось плагиатом. Клема привлекал бизнес, но при этом он не хотел, чтобы его жизнь хоть сколько-то походила на банальное существование практичного предпринимателя. Блестящий, воинственный, а порой даже склонный к эмоциональному насилию, он видел свое место только среди творческих людей. Клем верил, что удовлетворить его может только жизнь интеллектуала. В итоге через своего двоюродного брата он влился в кружок Гарольда Розенберга, состоявший из подобных людей. Через них Гринберг со временем познакомился с Ли [955] Rubenfeld, Clement Greenberg , 32, 37, 41, 43, 50; Jones, Eyesight Alone , 5, 23, 31, 267, 277. .

Клем тогда был разведен и имел одного сына. Он работал в Таможенной службе США в нью-йоркском порту и вел жизнь холостяка в Гринвич-Виллидж. Иными словами, он существовал в непосредственной близости от художников, но частью их мира не был. Эту ситуацию изменила Ли, представив Гринберга своим друзьям-коллегам. Судьбоносным для Клема стало знакомство с Гансом Гофманом и посещение его пятничных вечерних лекций [956] Rubenfeld, Clement Greenberg , 42–44, 50; Norman L. Kleeblatt, ed., Action/Abstraction , 143; Ashton, The Life and Times of the New York School , 79–80; Jones, Eyesight Alone , 267, 277. . (Не зря Клем называл Ганса «по всей вероятности, самым значимым преподавателем искусства среди наших современников» [957] Clement Greenberg, «Art», The Nation , April 21, 1945, 469; Kleeblatt, Action/Abstraction, 143. Далее Клем писал, что он «гораздо больше обязан первоначальным знаниям, полученным благодаря лекциям Гофмана, чем любому другому источнику». .) Счастливая комбинация интенсивного погружения в мир расцветающего современного искусства Нью-Йорка с жадным чтением через два года привела к тому, что Клем Гринберг начал формулировать новую эстетическую теорию. Он представил ее публике в статье, написанной в 1939 г. для журнала, в котором в то время печатались самые яркие звезды интеллектуальной вселенной Нью-Йорка, — Partisan Review. Статья под названием «Авангард и китч» в одночасье сделала Гринберга знаменитостью как среди авторов, так и среди художников [958] Clement Greenberg, «Avant-Garde and Kitsch», 37–41, 44; Rubenfeld, Clement Greenberg , 51–52, 78; Jones, Eyesight Alone , 22. .

Клем писал, что европейские авангарды середины XIX в. перерезали «золотую пуповину», ранее соединявшую их с великим патроном — правящим классом. Это позволило им стремиться к собственному эстетическому идеалу без оглядки на то, как к этому отнесутся те, кто платит. Именно такой радикальный отход от прежних целей искусства Гринберг счел причиной появления последующих поколений творческих новаторов: Сезанна, Пикассо, Матисса и пр. Эти художники черпали «вдохновение главным образом в материале, с которым работали», а не в том, что изображали. При этом Клем предупреждал о наличии в культуре «арьергарда», который он назвал «китчем» и который являлся противоположностью авангарда. Китч в живописи — то, что производится на потребу толпе и базируется на давно проверенных формулах. Такое искусство не бросает потребителю никакого вызова, ибо его задача состоит лишь в том, чтобы угождать [959] Greenberg, «Avant-Garde and Kitsch», 37–40. . Гринберг писал свою статью, когда гитлеровские войска уже начали свое продвижение вглубь Европы. В числе прочего он рассмотрел то, как правительства манипулируют своими гражданами через культуру китча. По словам Клема, завоеватели — «крушители статуй», — уничтожив то, что ранее считалось великим и красивым, сразу же стараются придумать и изобрести новую культуру, которая позволила бы им лучше контролировать побежденные народы. Гринберг утверждал: авангардное искусство оскорбительно для «крушителей статуй» того времени — фашистских правительств — не только потому, что оно сложно для понимания, но и из-за его «невинности» [960] Greenberg, «Avant-Garde and Kitsch», 46–48. . Для такого произведения характерна чистота, которую не способен контролировать никто, кроме художника, его создавшего.