Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Мы вспомнили кое-что из того, о чем говорили во время нашей первой встречи в Женеве насчет важности установления доверия между нашими странами. Мы оба согласились с тем, что далеко продвинулись с тех пор.

Горбачев сказал, что сожалеет о том, что я не могу остаться на своем посту и завершить начатое дело, и мне пришлось признаться, что какой-то части моего "я" хотелось бы этого, но у меня огромная вера в Джорджа Буша, и я знаю, что страна в хороших руках.

Следующие недели пролетели быстро — много возни с упаковкой вещей, мое прощальное обращение, вереница банкетов и масса разных решений под конец.

Несмотря на призывы сторонников и мое собственное сочувственное отношение, я подтвердил свое решение не подписывать президентского помилования Джону Пойндекстеру, Бэду Макфарлейну и Оливеру Норту. Я по-прежнему считал, что надо дать закону осуществиться.

Для Нэнси и меня это был особенно насыщенный эмоциями момент. Восемь лет Белый дом был нашим домом. Люди со всей страны — сотрудники аппарата Белого дома и чиновники администрации — съехались в Вашингтон, чтобы войти в нашу комнату, и мы стали как бы одна семья. Теперь наступило время отправляться в дорогу, и у всех нас это вызвало чувство печали.

Я всегда думал о президентстве как об институте, который вверяется президентам лишь на временное попечение. Теперь мое попечительство подходило к концу, и самым тяжким тут было попрощаться с теми, кто помогал мне исполнять мои обязанности и всегда был рядом, чтобы оказать помощь в трудные лично для нас моменты.

В последний раз многие из этих талантливых и трудолюбивых людей пришли в Восточную комнату для окончательного прощания. Нэнси старалась поблагодарить каждого за прекрасную эмалевую шкатулку, преподнесенную ей, но не могла охватить всех. Мне это удалось в несколько большей степени. Вглядываясь в лица собравшихся, я не мог не думать о том, чем они жертвовали ради нас: столь частые случаи работы поздно вечером, много проведенных на работе вдали от дома выходных, поездки курьеров в любое время суток, нерегулярное питание, телефонные звонки посреди ночи, внезапно прерванные отпуска, пропущенные торжества по случаю дней рождения своих детей и еще многое-многое другое. За эти восемь лет мы пережили практически все жизненные подъемы и невзгоды. Мы прошли через это все вместе, и теперь наступило время прощаться. Как мне хотелось сказать каждому из них о том, насколько глубоко Нэнси и я признательны им и как много для нас значила их работа. Мы намеревались сделать это, когда покинули Восточную комнату. Но заиграл оркестр, и мы не смогли говорить о чем бы то ни было.

20 января я встал раньше обычного, немножко прибрался напоследок в своем кабинете, а затем прошел в Овальный кабинет.

Я был один в офисе. Написав записку Джорджу Бушу, я прикрепил ее к верхнему ящику письменного стола, который через несколько часов станет его столом. Записка была написана на листке из блокнота с отпечатанной вверху надписью: "Не расстраивайтесь из-за неудач". В ней говорилось:

"Дорогой Джордж!

У тебя будут моменты, когда тебе захочется воспользоваться именно этими принадлежностями. Тогда давай, пользуйся.

Джордж, мне дороги воспоминания о нашем общем прошлом, и я желаю тебе всего самого наилучшего. Ты будешь в моих молитвах. Да благословит Бог тебя и Барбару. Мне будет не хватать наших ленчей по четвергам.

Poн".

Все сотрудники моего аппарата подали прошения об отставке, вступившие в действие с 19 января, поэтому я не ожидал, что в это утро в Овальный кабинет придет кто-то еще. Но к тому часу, когда мы проводили наши регулярные заседания, в кабинет пришли Кен Дюберстайн, сменивший Говарда Бейкера на посту руководителя моего аппарата сотрудников, а также Колин Пауэлл, который в последний раз дал мне краткую сводку по вопросам национальной безопасности:

"Господин президент, — сказал он, — сегодня в мире спокойно".

Вслед за этим Марк Уайнберг, отвечавший за связи с прессой, привел, как он это столь часто делал на протяжении восьми лет, группу фотографов для последней съемки.

Они удалились, и я вновь остался один в Овальном кабинете. Я встал и двинулся к выходу. На полпути к двери я развернулся и в последний раз окинул взглядом Овальный кабинет. Затем вышел.

Я возвратился в жилую часть Белого дома, где вскоре для Нэнси и меня наступило время попрощаться с обслуживающим персоналом Белого дома, со всеми, кто ухаживал и заботился о нас на протяжении восьми лет, — от привратников и садовников до сантехников и поваров.