Рональд Рейган - Жизнь по-американски

19 апреля

День начался с краткой церемонии подписания, затем вновь мое "дело Дрейфуса" — посещение немецкого кладбища. Я сказал, что не могу отступить перед нападками, становящимися все более резкими, по мере того как пресса поднимает все больше шума.

Вернулся Майк Дивер и сказал, что Коль будет мне звонить. Наш посол Артур Бернс имел с Колем многочасовую встречу. Наши хотят, чтобы вместо военного кладбища я посетил памятник жертвам войны. Я согласен, если только это не осложнит положение Коля. Во время совещания раздался звонок. Гельмут сказал мне, что вместо Дахау он предлагает Берген-Бельзен. Он сказал также, что мои слова о погибших солдатах, ставших в такой же мере жертвами нацизма, как и евреи, были очень хорошо приняты в Германии. Он подчеркнул, что отмена посещения кладбища произвела бы катастрофическое впечатление и оскорбила бы чувства немцев. Я сказал ему, что отмены не будет.

Во время разговора с Колем вице-президент, присутствовавший тут же вместе со всеми нашими, слышал все, что я говорил. Он написал мне записку такого содержания:

"Господин президент, я горжусь занятой Вами позицией. Если я могу помочь разрядить ситуацию, располагайте мной. Это нелегко, но Вы правы!

Джордж".

Затем появились Эли Визель, переживший геноцид, и другие, прибывшие по случаю церемонии начала недели еврейского наследия, где я вручил Эли Золотую медаль конгресса. Я объяснил им ситуацию и кое-чего добился, хотя Эли в заранее приготовленной речи и умолял меня не посещать кладбище. Мы пригласили Эли сопровождать меня в поездке. Он согласился при условии, что на кладбище присутствовать не будет.

20—21 апреля, Кемп-Дэвид

Замечательная погода — два дня купался и в субботу ездил верхом. В воскресенье вернулся рано. Нэнси поехала в Калифорнию на один день — посмотреть дом. Это значит, что пришла пора заботиться о будущем. Мэрми (моя дочь Морин) обедала со мной.

26 апреля

Сенатор Метсенбаум и другие… принята ни к чему не обязывающая резолюция просить Германию освободить меня от посещения кладбища в Битбурге. К несчастью, присоединились и некоторые республиканцы. Я не хочу ничего отменять. Я считаю, что морально я прав.

27 апреля

Читал материалы по подготовке к визиту, пока чуть не ослеп. Пресса все еще носится с посещением Битбурга. Буду только молиться.

28 апреля

Продолжал чтение. Прекрасный день, завтрак на балконе Трумэна. Позвонил Джерри Форду поблагодарить его за то, что он сказал по поводу Битбурга. Беспокоюсь о Нэнси. Она взвинчена из-за настоящей ситуации, и что бы я ни говорил, на нее не действует. Буду молиться и об этом.

29 апреля

День отъезда. Просматриваю черновики четырнадцати речей, которые мне предстоит произнести в Европе. Провели совещание кабинета, еще одно по поводу планов упрощения налоговой системы. Мы добились некоторого успеха. Затем короткая встреча с тремя нашими главными представителями на женевских переговорах, где сейчас перерыв. Сказать особенно нечего…

Надеюсь, что я не проявляю чрезмерный оптимизм, но, кажется, битбургская ситуация начинает меняться…

9.25 вечера. Заявление для прессы перед отлетом в Бонн. Мы испробовали новый способ борьбы с утомлением, вызываемым разницей во времени. Между Бонном и Вашингтоном она составляет 6 часов. Мы вылетели в 10 вечера по вашингтонскому времени, когда в Бонне было уже 4 часа утра. Полет длился 7 часов 25 минут. Поднявшись на борт, мы сразу же легли спать. Не могу сказать, чтобы мы хорошо спали, но отдохнуть с закрытыми глазами мы смогли. Часы мы перевели на боннское время, и получилось так, что мы легли в 4 утра, а прибыть должны были в 11.25 утра. Такой способ оказался удачным. Нас встретили посол Бернс с супругой и министр иностранных дел с супругой. Затем мы отправились на вертолете в замок Гюмниш, обычно предоставляемый правительством в качестве резиденции для гостей. Мы останавливались там во время нашего визита в 1982 году…"

По мере того как приближалось время посещения кладбища, критика в мой адрес становилась все более резкой. Некоторые высказывания имели такой подтекст, что мой отказ отменить посещение доказывал, что я антисемит и симпатизирую нацистам. Моя решимость не отступать от намеченного плана никого так не огорчала, как Нэнси; она называла это упрямством.

Вопреки всем разговорам на этот счет, Нэнси крайне редко пыталась оказывать на меня какое-либо влияние в бытность мою президентом. Но по поводу Битбурга она высказалась недвусмысленно. При наших разногласиях она никогда не спорит и не повышает голос. Чаще всего, например за обедом, она просто высказывает свое мнение и затем в своей спокойной манере замечает: "Тебе не кажется, что было бы неплохо так поступить?" или "На твоем месте я бы этого не сказала…" Когда она так говорит, я знаю, что она по-своему оберегает меня; она не вмешивается в мои дела, она просто хочет уберечь меня от неприятностей.