Рональд Рейган - Жизнь по-американски

14 декабря

Почти всю вторую половину дня выслушивал информацию по вопросу дефицита и о том, как мало у нас шансов осуществить новые сокращения бюджета".

Наверно, правда, что темнее всего бывает перед рассветом. Хотя мне это было неизвестно, но, когда я делал последние записи в дневнике, в стране уже начался самый длительный за мирное время период экономического роста. Экономисты-исследователи говорят, что поворот начался в ноябре 1982 года, как раз через год после того, как осуществилась первая фаза рассчитанного на три года 25-процентного сокращения налогов.

Прошел еще год, прежде чем экономическая экспансия набрала полный ход, но мы уже вступили на этот путь. Мы начали постепенно освобождать инициативу и средства людей от правительственного гнета и получили в ответ взрыв экономической активности, который должен был привести к уменьшению безработицы, уровня инфляции и процентных ставок.

Когда экономика начала оживать, я начал шутить со своими в Овальном кабинете: "Вы заметили, они уже больше не называют ее "рейганомикой"?" До начала процесса возрождения "рейганомика" была уничижительным синонимом экономики.

Я считал президентские выборы 1984 года важнейшим делом — не потому, что мне хотелось пожить еще четыре года в Белом доме, но потому, что, по моему убеждению, наши завоевания предыдущих четырех лет были под угрозой. Хотя она никогда об этом не заговаривала, я думаю, Нэнси предпочла бы, чтобы я не выставлял свою кандидатуру на новый срок. Но у меня не было на этот счет ни малейших сомнений. Я хотел сохранить достигнутое нами и сделать еще многое, чего не успел осуществить. В области внутренней политики речь шла в первую очередь о сокращении дефицита и сбалансировании бюджета.

Хотя прогресс был налицо, появилась возможность еще более стимулировать экономику за счет более простой и справедливой системы налогов. Я хотел убедить конгресс уменьшить лишние расходы в бюджете и продолжить процесс ограничения правительственного вмешательства в нашу жизнь, я по-прежнему надеялся за предстоящие четыре года сбалансировать бюджет.

На мой взгляд, бывший вице-президент Уолтер Мондейл, кандидат демократов на выборах 1984 года, был еще одним типичным либералом нового толка в демократической партии, выступающим за высокий уровень налогов и расходов. Он явно расходился во взглядах с основателями партии — Томасом Джефферсоном и его друзьями, убежденными в том, что лучшее правительство — это малочисленное правительство и что "правительства не есть господа, но слуги управляемого ими народа".

В 1984 году Демократическая партия превратилась в конгломерат блоков и объединенных узкими интересами группировок, в конкретные цели которых входило присвоение общественного богатства в возможно больших количествах ради своего собственного блага. Партия Томаса Джефферсона стала партией больших обещаний, большого правительства и больших налогов — чем больше, тем лучше.

И все же, когда я наблюдал за выступлением Мондейла на съезде Демократической партии в Сан-Франциско, мне показалось (за одним важным исключением), что он старался походить на республиканца. Явно чувствуя консервативный дух аудитории, по горло сытой огромным составом правительства, он заговорил о прежних ценностях, о повышении эффективности правительства и пообещал осуществить кое-что из того, что уже делалось нами. Но у него это прозвучало так, как будто он вынужден прибегнуть к таким мерам ради выхода из экономического кризиса. Только раз он показал себя в истинном свете, пообещав увеличить налоги на богачей в целях сокращения дефицита, — после того как его представил сенатор Эдвард Кеннеди, поносивший меня как друга богачей.

Мондейл пытался изобразить дело так, словно он совершенно изменился. Но я-то знал, что, став президентом, он сразу же обретет свое подлинное лицо и объединится с конгрессом, чтобы резко увеличить налоги, что подорвет начавшееся возрождение и уничтожит все созданное нами за четыре года.

Через несколько дней после съезда Демократической партии я принимал участие в церемонии открытия летних Олимпийских игр в Лос-Анджелесе. Находясь там, я вновь ощутил возродившуюся национальную гордость американцев, от чего у меня стало тепло на душе. Ожидаемое мной духовное возрождение шло так же бурно, как и экономическое развитие. Америка вновь обрела свою национальную гордость и уверенность в будущем. Более чем когда-либо я сознавал, что мы должны все преодолеть и возврата к прошлому быть не может.