Михаил Захарчук - Вячеслав Тихонов [Тот, который остался!]

Майя Менглет:

«Для меня съемки в фильме «Дело было в Пенькове» — первые в жизни. Я поехала на студию Горького с таким модным на то время деревянным чемоданчиком с железными уголками. Шли пробы. Помню, Вячеслав Васильевич Тихонов пробовался с какой-то актрисой. А я так на своем чемоданчике пристроилась у стеночки и во все глаза стала пялиться на то, что там происходит.

Потом режиссер Ростоцкий сказал: с тобой пробы делать не будем. Дескать, я видел, как ты реагируешь, как ты непосредственна и как ты, так сказать, наивна в чем-то, что это именно, мне показалось, что ты именно та Тоня, которая должна быть у меня в картине.

Но дальше пошли сплошные сложности. Как раз в то время я репетировала с Олегом Ефремовым роль в дипломном спектакле. Роли были настолько разными, что я порой не успевала перестраиваться.

Прихожу на репетицию, а Ефремов говорит:

«Майя, что с тобой? Ты почему такая скованная? Куда девалось все то, что мы вчера с тобой нашли?»

А на киносъемке уже Ростоцкий говорил:

«Майя, да что ж ты сегодня такая вся раздерганная?»

Но он верил в меня и благодаря только ему ко мне пришел очень большой успех. В самом лучшем сне я не могла ожидать такого успеха. Моего отца, народного артиста СССР Георгия Менглета часто спрашивали: а вы, случайно, не родственник той знаменитой Майи Менглет?

Ну я, немножко обладающий юмором человек, понимала, что кино приносит шквал славы. Но это не значит, что ты уже маститый актер и можешь задирать нос. Слава богу, что первый мой успех в кино не вскружил мне голову, не искалечит всю дальнейшую мою судьбу».

Николай Доризо, поэт:

«Помню, когда я написал «Огней так много золотых…», никто из композиторов не хотел сочинить музыку на эти стихи. Мне говорили, что песня эта аморальная, ну как можно полюбить женатого?! Поэтому я вовсе не вспомнил про этот текст, когда приступил к работе над фильмом. Мы уже написали с композитором Кириллом Молчановым «От людей на деревне не спрятаться».

И вот однажды, когда съемки фильма уже закончились, я проснулся около пяти часов утра, как будто кто-то толкнул меня в бок. Ведь «Огней так много золотых…» словно специально написана для фильма!

В тот же день я встретился с Кириллом Владимировичем. Он тоже сначала повозмущался, мол, поздновато ты пришел, а потом сел за фортепиано и тут же заиграл мелодию. Мы оба пришли в восторг и в таком состоянии поехали на Киностудию имени Горького, чтобы показать песню режиссеру Станиславу Ростоцкому. Выслушав нас, Ростоцкий сказал, что песня, конечно, хорошая, но съемки завершены и фильм ему уже не принадлежит.

А через день раздался звонок директора киностудии:

«Что вы за песню написали? Вся студия ее поет. Хотя бы мне напели».

Уговаривать нас с Кириллом не пришлось.

Причем мы даже не успели допеть, как директор, прервав нас, воскликнул:

«Волей, данной мне Богом и ЦК, переношу сроки сдачи фильма».

Специально для этой песни был доснят сюжет. Так она, словно человек, вскочивший на ходу в уходящий трамвай, попала в кинофильм».

Как-то Родион Константинович Щедрин рассказал автору сих строк такую историю. В 1963 году он поехал отдыхать на курорт «Курпаты», что на Черном море. Там его почти в приказном порядке заставили ознакомиться с «Памяткой для отдыхающих». С педантизмом, присущим всем инструкциям такого рода, в ней указывалось, что обязан делать отдыхающий, что делать не должен, что ему не разрешается и не предоставляется. Это был образчик догматической строгости и скуки казарменного режима. В соответствии с тем документом отдыхающему по уставу казенного учреждения все запрещалось, он ни на что не мог рассчитывать и становился заложником крепкой сплоченной бюрократической системы. Отдых, прямо говоря, превращался таким вот образом в тяжелое, изнурительное занятие, пережить которое с легкостью не всем было под силу.

Родион Константинович, изрядно вдохновленный той бумагой, тут же сел к столу и написал кантату «Бюрократиада».

«И вы представляете, Мишенька, ее несколько лет запрещали к исполнению. Поразительно! Ведь чиновники ничегошеньки в серьезной музыке не понимают. В этом я многажды убеждался. Но понял я и то, что все запретители всегда и четко определяли всякую угрозу в свой адрес. Если не понимали ее коротким умишком, то всегда чувствовали нюхом, печенкой».

Эти слова великого композитора мне вспомнились как раз в связи с историей фильма «Дело было в Пенькове». Обо всех революционных новациях, содержащихся в нем, чиновники от Госкино, конечно же, понятия не имели. Не все критики поняли всю необыкновенность картины. Однако перестраховщики от кинематографа почти на год положили ленту на полку. На всякий случай. Якобы в картине не совсем объективно показана жизнь колхозников. Под формулировкой «не совсем объективно» можно было понимать все, что кому заблагорассудится.