Татьяна Фрейденссон - Дети Третьего рейха [litres]

Шпеер с семьей после выхода из тюрьмы

Внук Альберта Шпеера Мориц Шрамм

Потомки детей высокопоставленных нацистов, наверное, до конца своих дней так и останутся разобщенными. Они внимательно, почти ревниво, даже зная друг друга лишь заочно, следят за тем, кто какую книгу выпустил про отца, деда, прадеда. Кто дал интервью или напечатал статью в журнале. Все они очень разные. Многие из них – приятные, глубокие, образованные люди. Но всех их, как мне кажется, объединяет, помимо принадлежности к условному клану потомков крупных нацистов, тщеславие, что заставляет их снова и снова либо восхищаться своими предками, либо ругать их – до последнего вздоха. Равнодушных, по крайней мере среди людей, с которыми встречалась я, нет.

Нельзя сказать, что их отношение к отцам продиктовано исключительно близостью этих отцов к Гитлеру и участию в преступлениях. Дочь рейхсмаршала Германа Геринга восхищается не столько тем, что ее родитель был вторым человеком в государстве, сколько тем, что он, прежде всего, был любящим отцом. Никлас Франк ненавидит своего отца в том числе и потому, что тот не дарил ему заботы и любви, а не только из-за того, что на совести гауляйтера Польши несколько миллионов жизней. Прав Клаус Заур, когда мимоходом замечает, что гитлеровский режим, как правило, яростно обличают те потомки высокопоставленных нацистов, кто не ощутил родительской любви и ласки. И мне понятно, что он имеет в виду. Многие «дети Третьего рейха» не могут отделить образ своего отца от фигуры высокопоставленного гитлеровского чиновника, а следовательно, не могут быть объективны в отношении своих родителей.

Книга эта тоже максимально субъективна – более того, я и не хотела посягать на объективность, а потому часто цитировала именно те источники, которые нельзя считать документами или научными работами историков (отсюда и «Нюрнбергские интервью» психиатра Леона Голденсона, и «Нюрнбергский дневник» психолога Густава Гилберта). Но главное – мне хотелось, помимо всего прочего, увидеть высокопоставленных деятелей Третьего рейха глазами их детей.

Я намеренно старалась уберечь читателя от дидактики и глобальных выводов, а писала лишь о том, что наблюдала своими глазами: о собственных впечатлениях от интересных знакомств, а впечатления эти тоже наверняка не всегда объективны.

Книга эта, наверное, в меньшей степени про общую историю, которая, однако, неизменно составляет фон повествований, включенных в нее. Но она не только про потомков известных нацистов. Она – про отцов и детей. Про каждого из нас. Про страны и политические режимы. Про героев и антигероев. Здесь так много пластов, что теперь я понимаю: стоит в двух словах подвести итоги, и это будет слишком примитивно. Вся эта многопластовость темы – не моя заслуга как автора. Это заслуга прежде всего материала, который лег в основу книги. Материала бездонного, в котором каждый найдет для себя то, что хочет.

Пожалуй, я была бы рада, если бы книгу эту можно было посчитать «субъективным документом», потому что «дети Третьего рейха», которых вы встретили на ее страницах, тоже скоро уйдут в силу их преклонного возраста, но здесь, в этих строчках, они останутся навсегда – на случай, если кому-то будет важен их опыт.

В книге нет «плохих» героев: каждый, как может, делится с вами своей правдой, и эту правду стоит уважать уже лишь за то, что она была озвучена. Я благодарю всех их, с кем я встречалась, общалась, кого снимала, – за смелость, порой даже дерзость. Они могли отказаться и, тем не менее, согласились. Более всего я ценю то, что люди эти пошли на контакт с русской аудиторией, не побоявшись того, что в России и странах бывшего СССР их не поймут и не примут: они пошли на это, искренне надеясь, что никто не будет укладывать глубину и сложность мира в плоскость, на которой есть место лишь черному и белому.

И вот еще что. Наверное, в книге проскальзывали не слишком приятные моменты для русских читателей, ибо Великая Отечественная – по-прежнему в исторической памяти и генах. Но Германия, поднявшаяся после Второй мировой войны, имеет богатый опыт того, как правильно выйти из полного поражения. И, пожалуй, самое правильное – и в этом поражение должно быть схоже с победой – это вывод, что нужно идти дальше, признавая и учитывая ошибки прошлого, невзирая на то, победил ты или проиграл.