Елена Тришина - Михаил Козаков - «Ниоткуда с любовью…». Воспоминания друзей

ММ:Ты же продал ее?

К.:Я не продал, что ты! Я отдал ее тогда Спартаку Мишулину – он собирал коллекцию медалей.

ММ:Да, у меня были медали СССР, России и две кэгэбистские за роль Дзержинского. Где они теперь, не знаю… А я еще радовался, что ты их все удачно загнал – и правильно сделал!

К.:Да ничего я не загонял. Один раз в жизни загнал дедушкины часы – и всё!

ММ:Ну, ладно, не носить же эти бляшки. Когда я был школьником, Сталинская премия, которая была у отца моей будущей жены Греты, – это было нечто! Все с гордостью носили медали, ордена, даже на пальто. Посмотрите старые фотографии. Не только политики, но и режиссеры приходили на съемки в орденах.

Я помню, еще до войны в нашем писательском доме некоторые папины друзья – Каверин, Слонимский – были награждены, а папа не получил награды. Я знаете, как переживал! Поэтому, когда я получил в 1967 году Государственную премию за «Обыкновенную историю» в «Современнике», мне так не терпелось нацепить эту медаль, чтобы комплексы свои детские привести в порядок, что я просто не мог дождаться вручения. И тогда мне Антон Иосифович, тесть мой, сказал: «Ну возьми мою, надень пока». Вот тогда это было что-то.

У моей медали был номер 13. Тогда это было редкостью. А сейчас, я слышал, что Российская премия за семьсот номеров уже перевалила. И сейчас я что-то не вижу, чтобы носили награды. А вообще, у нас в стране при распределении наград и званий было черт знает что. Олег Даль, например, не был даже заслуженным артистом. И Высоцкий не был. Но выдающимися актерами они от этого не перестали быть.

К.:Я могу сказать одно: когда на экране появляется Олег Даль, я не могу оторваться. Есть магия этого актера. Неплохо бы основать премию его имени для тех, кто тоже не стал заслуженным.

– Кирилл, как часто вам говорили: «Вы так похожи на отца»?

К.:Да как видели, так и говорили. А многие заходили ко мне в гримерку после спектакля и говорили то же самое, надеясь, что одаривают высшим комплиментом. А мне всегда хотелось сказать: «Ну похож-то похож, а по сути-то что? Как я сыграл роль?» Первый раз это было при поступлении и потом уже в институте. Но кто был повнимательнее – тот видел разницу. И надо отдать должное отцу – он видит. И всегда подсказывает в работе: «Вот это не твое, тебе это не нужно».

ММ:Он же еще много чем, кроме актерства, занимается – в качестве продюсера себя отлично проявил. Еще в технике поразительно разбирается. У него всё в руках горит. А я точно как Хоботов. Меня все приборы – телевизоры, бритвы, фены – просто ненавидят. А Кирилл может починить всё что угодно. Вот у кого руки растут именно из того места, откуда нужно. Он и в своей квартире проектирует что-то, и ремонт самостоятельно делает, и даже стены переставляет. Он может и еду приготовить, какую хотите, в отличие от меня. Я же способен сутки просидеть у холодильника, не сообразив, как надо варить сосиски.

– Как вы себя чувствуете в такой довольно странной семье? У вас, Михаил Михайлович, пятеро детей от разных жен. И младшая дочь моложе старшей внучки на двенадцать лет. Согласитесь, ситуация довольно необычная.

ММ.:Вот пусть Кирилл скажет…

К.:На самом деле мы все очень любим друг друга. С Катей, родной моей сестрой, мы росли вместе, поэтому, наверное, довольно бурно ругались. Сейчас взрослыми стали, какие-то вещи стали совсем понятны.

Катя – филолог, дочки ее, Даша и Полина, выбрали экономическую стезю.

Моя средняя сестра Манана, кстати, тоже актриса, вообще живет в Тбилиси, но мы всегда с нежностью встречаемся.

После развода с Гретой Михаил Козаков на гастролях в Тбилиси, в доме друзей, познакомился с художницей Медеей. Поженились, у них родилась дочь Манана. Сейчас она актриса Тбилисского театра им. Марджанишвили. Наш разговор состоялся в апреле 2012 года:

– Родители расстались, когда мне не было и двух лет.

Первая моя встреча с папой, о которой я помню, была в том самом доме, где когда-то и познакомились они с мамой. У маминой тети, с которой папа просто дружил. И я помню, что мама меня очень подготовила к этой встрече, сама мне шила необыкновенно красивое платье, точно помню – синее с ромашками (тогда мне казалось, что очень нарядное). Мне было пять лет. Я нервничала почему-то. И тот день я помню очень хорошо.

Важно, что это мне запомнилось как кадры какие-то.

Папа мне показался очень интересным человеком – я таких не видела – и сразу каким-то родным, хотя он ничего особенного и не делал. Просто читал мне стихи Пушкина. Он и тогда, и потом всегда читал стихи и разговаривал об искусстве. Вообще все, кто папу знал близко, утверждают, что для него главным было искусство, его работа. Такие отношения, он по-другому редко и общался. Даже на пляже, а мы вместе отдыхали два года подряд, когда он ставил у нас в театре «Чайку», в 2007-м. Мы с ним заплывали в море далеко, и он что-то мне увлеченно рассказывал. И это всегда было вокруг искусства. Никакие бытовые вопросы его не интересовали.