Стефани Лэнд - Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

Теперь, глядя на маму, замужем за англичанином всего на семь лет старше меня, я обратила внимание, что она располнела гораздо сильней, чем когда-либо, так, что испытывала явственный дискомфорт от нахождения в собственном теле. Я не могла удержаться и не рассматривать ее, пока она, стоя передо мной, что-то вещала с наигранным британским акцентом. Прошло, наверное, лет семь с тех пор как она переселилась в Европу, и за эти годы я видела ее считаные разы.

Примерно на половине процесса разгрузки мама начала поговаривать о том, что не отказалась бы от гамбургера. «И стаканчика пива», – добавила она, когда мы в следующий раз столкнулись с ней на ступеньках. Время едва перевалило за полдень, но она чувствовала себя «на каникулах», а это означало, что выпить можно и пораньше. Она предложила пойти в «Сирену», бар с террасой, расположенный неподалеку. Я сглотнула слюну. Уже много месяцев я не могла себе такого позволить.

– Мне потом работать, но я сходила бы с вами, – сказала я. Раз в неделю я убирала детский сад, где работала моя знакомая, получая за это сорок пять долларов. Еще мне предстояло вернуть грузовичок и забрать Мию у Джейми.

В тот день мама решила избавиться от кое-каких собственных вещей: старых фотографий и сувениров, которые хранила у друзей в гараже. Она притащила их мне – в качестве подарка. Я приняла коробки радостно, охваченная ностальгией, как свидетельство нашей прошлой общей жизни. Мама сохранила все мои школьные портреты и все фото в костюмах на Хеллоуин. Вот я с моей первой пойманной рыбой. С букетами после школьного мюзикла. Мама неизменно присутствовала в зрительном зале – поддерживала меня, улыбалась и снимала на камеру. Теперь, находясь в моей квартире, она обращалась со мной просто как с еще одним взрослым, равным себе, а я чувствовала себя потерянной, как никогда. Мне нужна была семья. Нужно было, чтобы меня обнимали, утешали, говорили, что все будет хорошо.

Когда Уильям отошел в туалет, я присела рядом с мамой на пол.

– Привет! – улыбнулась я.

– Что? – ответила она, словно я что-то у нее попросила. Мне всегда казалось, она боится, что я обращусь к ней за деньгами, но я ни разу не обратилась. Они с Уильямом вели безбедное существование в Европе: его квартиру в Лондоне сдавали, а сами жили в коттедже близ Бордо, во Франции, часть которого превратили в отельчик.

– Я подумала, может, нам стоит больше времени проводить вместе? – спросила я. – Только вдвоем?

– Стеф, думаю, это будет немного неуместно.

– Почему? – Я инстинктивно выпрямилась.

– Потому что, если ты хочешь проводить время со мной, тебе придется принять тот факт, что и Уильям будет с нами тоже, – ответила она.

В этот момент Уильям как раз вышел из ванной, громко сморкаясь в носовой платок. Она схватила его за руку и поглядела на меня, многозначительно вздернув брови, словно гордилась тем, как успешно установила между нами границы.

Ни для кого не являлось секретом, что мне не нравится Уильям. Когда пару лет назад я навещала их во Франции, мы с ним поссорились, из-за чего мама так расстроилась, что пошла плакать в машину. В этот раз я решила попытаться наладить между нами отношения. И дело было не в том, что я нуждалась в ком-то, кто помог бы мне растить Мию; в первую очередь, мне хотелось снова иметь маму – человека, которому я могла доверять и который любил бы меня, несмотря на то, что я живу в приюте для бездомных. Если бы у меня была такая мать, с которой можно поговорить, она объяснила бы, что со мной происходит, облегчила бы мою ношу, помогла бы не винить себя во всех смертных грехах. Очень сложно – с учетом всей степени моего отчаяния – добиваться внимания от собственной матери. Вот почему я смеялась, когда Уильям отпускал свои шуточки. Улыбалась, когда он язвил насчет американской речи. Никак не комментировала мамин вновь приобретенный британский акцент и тот факт, что она держалась аристократкой, как будто ее мать, моя бабушка, не вываливала ей в детстве на тарелку консервированные фрукты, полив их сливками из баллончика.

Мама с папой выросли в разных частях округа Скаджит, известного своими тюльпановыми полями – примерно в часе езды к северу от Сиэтла. Их семьи испокон века жили в бедноте. Папина родня обитала на лесистых берегах озера Клир. Ходили слухи, что многие из них подпольно гнали виски. Мама родилась немного дальше, в долине, где фермеры растили на полях горошек и шпинат.

Бабушка с дедушкой были женаты больше сорока лет. Я до сих пор помню их дом – бывший трейлер, стоявший в лесу близ речки. Пока родители работали, они присматривали за мной. Дедушка делал нам на обед бутерброды с майонезом и маслом. Денег у них совсем не было, но мои воспоминания о родителях матери наполнены любовью и теплотой: вот бабушка помешивает на плите консервированный томатный суп, держа в руке банку с газировкой; она стоит на одной ноге, а второй упирается в колено, как фламинго, и рядом в пепельнице дымится очередная сигарета.