Анна Седокова - Я сильная. Я справлюсь [litres]

Мне страшно. Очень страшно и больно. Он сейчас уйдет, и тогда конец нашей семье. Он даже не оглянулся

И вот когда я наконец-то все это осознала – мой мир перевернулся с ног на голову буквально в несколько дней. Я, девочка, выросшая без папы, вдруг поняла, что папа у меня был. Все эти годы он думал обо мне, любил меня и поддерживал – пусть на расстоянии. Как и все девочки, выросшие без папы, я испытывала постоянное чувство одиночества. Когда у ребенка есть полный комплект любящих родителей – он, даже став взрослым, чувствует, что защищен. Что за его спиной в любой схватке стоят еще два защитника – мама и папа. Даже если они в тот момент далеко. Даже если их нет на свете. Когда у ребенка только один родитель, он все время ощущает за спиной, в том месте, где должен быть второй, – зияющую пустоту. И всю жизнь старается эту пустоту чем-то заполнить. Поскольку у меня не было главного мужчины – отца, я старалась компенсировать это отсутствие, ища его черты во всех мужчинах, которые попадались мне на пути. Хотела, чтобы обо мне заботились, как о маленькой девочке. Искала себе папу. И в результате это неизменно приводило к краху отношений. А стоило мне осознать, что папа-то у меня все-таки был, – эта зияющая пустота за спиной стала затягиваться. Конечно, это случилось не сразу, я долго работала над собой. В системно-векторной психологии есть такая практика, когда человек мысленно ставит рядом с собой фигуру отца и учится с ним общаться. Пытается ему что-то сказать или представляет, как отец обнимает его. Я долгое время не могла даже мысленно обняться с папой. Мне было невероятно больно. Но постепенно рана затягивалась, и я стала свободной. Мне больше не надо заполнять пустоту.

– Мама не разрешала мне видеться с вами, – сказал мне однажды папа, и я тогда восприняла его слова как должное. «Ну действительно, – подумала я, – а что ему еще оставалось делать? Мама же не разрешила? Значит, пришлось вычеркнуть нас из своей жизни». И долгое время меня в этой ситуации ничего не тревожило, все казалось логичным. А потом, уже став взрослой, я вдруг поняла, что виноваты в сложившейся ситуации они оба. Что значит «мама не разрешала»? Мужчины вообще не любят сложностей. Я часто слышу от знакомых, что их бывшие супруги не дают им детей, не разрешают с ними видеться. И не устаю повторять:

– Ребята, боритесь за дочерей, за сыновей, идите в суд, доказывайте, что вы имеете полное право проводить половину времени со своими детьми, выбивайте себе время для встреч, только не бросайте их. Вы нужны им. Вы должны заполнить ту самую зияющую пустоту за их спинами, иначе они будут ощущать ее всю свою жизнь.

Я всю жизнь пыталась заслужить любовь родителей. И папы, которого не было рядом, и мамы, которой было сложно любить. Она тяжело работала и должна была одна прокормить двух детей. Когда она, отпахав в школе и на ниве репетиторства, приходила домой – у нее, мне кажется, оставались силы и время только на то, чтобы изо всех сил ненавидеть папу, потому что именно он сделал ее жизнь такой несчастной. На любовь к нам с братом ее уже не хватало. Никакой особой поддержки, никаких объятий и поцелуев, никаких задушевных разговоров – ничего этого не было в нашем доме. Мама считала, что чем больше она меня будет ругать, тем лучше я буду становиться. Книг по психологии в то время почти не было, а те, что были, пропагандировали именно такой подход к воспитанию детей – главное, не перехвалить. Да и жизнь не особо располагала к тому, чтоб целовать, гладить и хвалить. Мы выживали, как могли. Дом, в котором мы жили, и район, в котором он находился, тоже не очень способствовали этому. Там не было места нежности и возвышенным чувствам. Каждое утро я просыпалась в 5.30 от рева моторов, визгов автомобильных сигнализаций, криков людей – под нашими окнами располагался рынок, куда с самого раннего утра уже начинали стекаться продавцы и покупатели. Все это шумело, кричало, торговалось, спорило до позднего вечера, оставляя после себя по ночам горы мусора и полчища крыс. И я долго не могла понять, что хуже – живые крысы, шныряющие под ногами, или крысиные трупы, воняющие на весь подъезд. Впрочем, человеческие трупы пахли еще хуже. Этот запах сопровождал меня все детство. Время от времени с крыши нашего дома сигал вниз какой-нибудь безумный самоубийца, и его останки долго лежали под нашими окнами, пока их не увозила «Скорая». Однажды один такой отчаявшийся пролетел мимо моего окна, когда я, сидя за столом в кухне, ела мороженое. Регулярно у нас в подъезде убивали кого-то (бандитские разборки) или выносили оттуда очередного переборщившего с дозой наркомана. Со временем я даже научилась отличать по виду – он сидит вон там, у стены, весь синий, но пока еще живой, или можно уже вызывать труповозку.