Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

Настолько реальной и «пророщенной» была атмосфера, которую Бернар создала в сцене смерти, что, когда старый семейный врач критика Джеймса Эгейта увидел спектакль на Манчестерском ипподроме, он все сокрушался, насколько преступно и безумно позволять больной туберкулезом принимать гостей. «Все, к чему она прикасается, заражено», – повторял он. (Герда Тара-ноу. Сара Бернар).

Это не отражено в трактовке Сильви Гийем, несмотря на то, что она настолько отождествляла себя с Маргаритой, что плакала настоящими слезами.

Рудольфа ужасала уклончивая утонченность камеры режиссера Пьера Журдена. Он признался Элизабет Кей: «Как же мне все не нравилось… Объектив, замазанный вазелином, – о боже! Ну, я ему устроил веселую жизнь».

Аштон читал Иоанна Креста, чья доктрина тишины послужила главным источником мотива стазиса в балете. «Душа ждет во внутреннем мире, тишине и покое».

Однако Рудольф назначил себя туда сам. В том же году на гастролях, куда он отправился в обществе Марго и небольшой группой других танцовщиков, он попытался участвовать еще в одном представлении (о котором Аштон, несомненно, слышал, так как Александр Грант, его ближайший друг и конфидент, также участвовал в представлении). «Оно едва не убило Рудольфа, – вспоминает третий солист, Рональд Хайнд. – Он почти сразу же ушел, и его заменил Ройес Фернандес [из «Американского театра балета»]».

Грете Гарбо повезло больше. Хотя она не была балетоманкой, ей хотелось увидеть новую постановку «Камиллы». После знакомства они с Рудольфом сразу же подружились, признав друг в друге то, что Сесил Битон называл «той же неприрученностью гения, невозможностью вписаться в рамки» (Диана Солуэй. Nureyev: His Life).

«Мое восхищение им возникло и развивалось лишь постепенно, – как он признался бывшему соученику по училищу Эгону Бишоффу. – «Правда, [тогда] тот человек меня ошеломил; я постарался посмотреть все фильмы, в которых он снимался».

Чьим самым известным творением было платье, расшитое блестками, которое надевала Мэрилин Монро летом предыдущего года, когда исполнила знаменитое «С днем рождения» президенту Кеннеди.

В 1966 г. он все же купил недвижимость в Монако, имея в виду налоговые послабления. «Лотус Блю» на бульваре Жардан Экзотик – это квартира с одной спальней на четвертом этаже, с двумя террасами и хорошими видами, но там Рудольф провел не больше двух ночей. «И это ничего для него не изменило, – говорит Марика. – Потому что он просил политического убежища во Франции».

Когда в Було-сюр-Мер жила Мэри Гарден, сопрано из Шотландии (первая Мелисанда Дебюсси), она давала сольные концерты в «Аркадии», перестроенном амбаре с превосходной акустикой.

В «Письме из Москвы», опубликованном в журнале New Yorker 15 сентября 2003 г., Виктор Ерофеев исчерпывающе пишет о русском мате, происходящем от слова «мать». До последнего времени матерные ругательства воспринимались настолько серьезно, что нередко становились причиной драк, доходящих и до убийства.

Не приходится и говорить, что «русский капиталист номер один» в тот вечер танцевал.

Благодарственное письмо Дани написал из тюрьмы: «Здесь у меня есть много времени для того, чтобы думать, и я думаю о чудесном времени, которое у нас было и которое могло бы быть» (архив Рудольфа Нуреева).

Его слова перекликались с фразой из последнего письма Эрика: «Иногда я кричу, чтобы забыть о своем одиночестве».

Именно «Змеиной шкуре» Уильямс подарил одну из своих любимых строк: «Никто никогда не узнает никого. Все мы приговорены к пожизненному одиночному заключению в собственных шкурах!» Много лет спустя в США, когда Рудольф и Уильямс отправились гулять, на Рудольфе была куртка из змеиной кожи. «Я вспомнил Нижинского и то, что, исполняя «Послеполуденный отдых фавна», он одевался как животное» (цит. в интервью Дэвида Дэниела для Nureyev Observed).

Главным изменением, которое внес Рудольф, стала новая кода, позаимствованная из другой части балета. «Не думаю, что это очень большое преступление, потому что оно все же было в стиле Петипа, с его подлинными элементами и хореографией». Но Марго, следуя его рекомендациям, ввела в вариацию Никии диагональ с быстрыми, накладывающимися друг на друга па и игрой верхней части туловища, а соло Рудольфа расцвечено его собственной импровизацией: элементами, навеянными Бурнонвилем.