Ифа Эбби - Семь причин для жизни [Записки женщины-реаниматолога] [litres]

Я прогоняю свой мозг через все эти умозрительные эксперименты, чтобы убедиться: да, я способна испытывать отвращение в таких ситуациях. Невзирая на профессиональную этику, я считаю очень важной частью человеческой натуры способность чувствовать подобные вещи и живо на них реагировать.

Бывает, я опасаюсь: а не забирает ли моя работа какую-то часть этой способности? Иногда мне кажется, что культ медицины просто подминает нас под себя. «Я торжественно клянусь посвятить свою жизнь служению человечеству…» Вы знали, что это тоже написано в Женевской декларации? Я внятно и недвусмысленно поклялась посвятить служению человечеству не просто мое рабочее время или профессиональную карьеру, но вообще всю мою жизнь – без всяких оговорок и ограничений.

В то утро перед выпускной церемонией, когда я стояла в мантии и квадратной шапочке посреди аудитории, полной моих однокурсников, и репетировала с ними хором эти слова, у меня просто дух захватывало от романтичности происходящего. Теперь же, спустя столько лет, слова эти кажутся мне довольно напыщенными, и я понимаю, почему мои коллеги иногда говорят, что быть врачом зачастую все равно что быть членом религиозной секты. Эта работа предъявляет требования ко всем аспектам твоей жизни и твоего характера. Стандарты, которыми ты связал себя, проникают в каждый уголок твоего бытия так назойливо, что уже очень скоро перестаешь различать, где кончаются эти стандарты, а где начинаются твои собственные. Взрослая личность, которой я стала после двадцати, сформировалась в жестких рамках заученных представлений о том, какой я должна быть как врач. Стала бы я другим человеком, выбери я себе иную профессию?

И вот через два года после той церемонии я стою посреди палаты и смотрю на отца, которого обвиняют в избиении своего пятилетнего сына. В том, что сын умрет, я уже не сомневаюсь. Отец возбужденно доказывает, что «не сделал ничего дурного». Я отвечаю, что моя работа заключается не в том, чтобы кого-нибудь осуждать; я здесь для того, чтобы сделать все возможное для ребенка, а расследованием дела займутся полиция и служба защиты детей. Тут прибывают другие члены семьи, очень раздраженные – не то чтобы на меня, просто им нужно на кого-то злиться, а потому они то и дело совершают злобные выпады в мой адрес. Они заявляют, что мы заставляем их еще больше страдать.

Я смотрю на прекрасного мальчика, лежащего на детской кровати неподвижно, с раскинутыми ручками-ножками, подключенного всякими трубками к нашим насосам, и понимаю, что мой ответ этим людям правдив. В этот миг меня охватывает странное чувство, что я не соврала им: я действительно никого не осуждаю. И отвращение к самой себе заполняет меня.

В этот миг меня охватывает странное чувство, что я не соврала им: я действительно никого не осуждаю. И отвращение к самой себе заполняет меня.

Я сижу всего в паре шагов от этого мальчугана – и честно считаю, что этот отец может быть виновен в неминуемой смерти сына. Я хочу выть от ярости. Содрогаться от ужаса. Переживать такое же отвращение, какое испытывала бы, прочти я об этом в газете. Я хочу метать громы и молнии. Я хочу трезвонить на весь белый свет о загубленной невинной душе – но не могу. Где-то они есть, эти громы и молнии, но глубоко внутри меня – тихий отзвук в укромном уголке сердца; а все, на что я способна, пока нахожусь в стенах больницы, – это вынести финальный вердикт: я должна выполнять свою работу.

От такого профессионализма испытываешь дискомфорт – похоже, впервые меня просят не быть человечной. Гуманной – да, возможно; но человечности чуть поменьше, договорились?

А затем я выкидываю эти мысли из головы – и лишь надеюсь, что все еще остаюсь человеком.

Клэр было сорок восемь. Рост – полтора метра, вес – сорок пять кило, и в придачу целый букет хронических болезней. Одна из них – почечная недостаточность в последней стадии. К сожалению, ряд других ее проблем со здоровьем не позволял пересадить пациентке почку, и ей требовался регулярный гемодиализ [28] Почки, помимо прочих своих функций, отвечают за вымывание из организма определенных токсинов и за контроль над балансами жидкости и таких электролитов, как калий. На последней стадии почечной недостаточности применяется гемодиализ, при котором кровь выводится из организма, пропускается через аппарат, отвечающий за ее очищение, а затем возвращается в организм. Как правило, гемодиализ проводится трижды в неделю, а сам процесс занимает около трех часов, что позволяет пациенту жить активной и полноценной жизнью при условии регулярности процедур. – Примеч. авт. .