Юлия Варенцова - Люди неба [Как они стали монахами]

В монастырских стенах для вчерашнего предпринимателя занятие нашлось не сразу.

– Когда вы живете в миру и ведете такой активный образ жизни, у вас работа, у вас друзья, вы постоянно куда-то передвигаетесь, с кем-то встречаетесь, а к тому же вам еще 30 лет, вы любите пообщаться, у вас много друзей, вы постоянно то на дни рождения, то на именины, то на свадьбы – жизнь кипит. Вы приходите в монастырь, вокруг вас монастырские стены, и, как я уже сказал, там совсем другая жизнь. Тишина, спокойствие, и вам никуда не надо бежать.

И начинается «день сурка». Вы просыпаетесь утром, идете на братское правило, потом, после правила, Литургия. Вы возвращаетесь в келью, потом вы встаете, идете на обед. После обеда возвращаетесь в келью, встаете, идете на вечернюю службу. После вечерней службы – ужин. Потом вы гуляете по территории монастыря и возвращаетесь в келью. И так изо дня в день, изо дня в день, изо дня в день. И где-то через месяц вот такого пребывания – хождения туда-сюда – вы начинаете понимать, что вы никому не нужны.

Ну, так, я говорю, вел гиперактивный образ жизни, а тут вот я ничего не делаю. И я пришел на вечернюю службу, и пришел мой духовник как раз. У нас просто в монастыре очень много прихожан, и священник приходит и вынимает просфоры. А это огромные такие лари с просфорами, и кто-нибудь стоит и ему помогает. И вот я подошел, помогаю ему, даю эти просфорки, и он у меня спрашивает: «Ну, как у тебя дела?» А у меня слезы из глаз градом: «Я никому не нужен. Жизнь закончилась. Вообще, зачем я сюда пришел? Мне тут ничего не дают делать. Вы меня в гости не зовете».

И он посмотрел на все на это и говорит: «Ну, ладно, давай начнешь еще пономарить». И вот мне поставили пономарство, уже тогда жизнь стала поинтересней, ты уже что-то должен делать. А потом я еще напросился в трапезную помогать. Он говорит: «А ты не надорвешься – и пономарить, и в трапезной?» Знаете: «драмкружок, кружок по фото, нам еще и петь охота» – вот примерно так я выглядел.

– Вы говорите, что ваша жизнь сильно изменилась. А вы как изменились?

– Ой, ну, жизнь изменилась – это у меня изменились взгляды на жизнь. А сама жизнь-то не сильно изменилась, в плане того, как я был жизнерадостным, так я и остался жизнерадостным, на мой взгляд, как я был общительным, так я и остался общительным. У меня многие друзья спрашивают: «А чего ты телефон на ночь не выключаешь?» Ну, бывает же, что мы где-то пересекаемся в паломнических поездках или я в гости приеду и посреди ночи звонит телефон. Я беру трубку в 2 часа ночи и спокойно отвечаю. Мне говорят: «А чего ты телефон не выключишь?» Я говорю: «А зачем? Если я людям даю свой номер телефона, значит, они могут рассчитывать на какую-то мою помощь. И если человек мне ночью звонит, он не просто так звонит. И если я был общительным, то я и остался общительным. Просто у меня поменялся, наверное, какой-то круг близких людей, с которыми мне интересно общаться. У меня просто с некоторыми людьми нет общих тем для разговоров. Кто-то пошел своей дорогой, а я пошел своей дорогой. Как-то вот так получилось.

Отец Трифон, наконец, смог проявить себя, когда его попросили найти финансирование для первых детских конкурсов.

– Когда я пришел в Синодальный отдел сначала просто помочь, как волонтер, ко мне подошли и сказали, что надо с конкурсом как-то помочь, нет ни финансирования, ничего. Я говорю: «Так найдите спонсоров». Они говорят: «Это как?» Я говорю: «Берете журнал – «Желтые страницы» тогда был, – начинаете его листать. Вам нужен автобус – ищете «транспортная компания». Звоните туда и говорите: «Так и так, нам нужен автобус». Мне говорят: «Можешь показать, как это?» Я говорю: «Ну, ладно». Вот 15 лет я уже показываю. Три года я каждый раз листал странички, выискивал компанию, звонил и просил. Ну, кто-то отказывал, кто-то помогал. Кто-то говорил: «Ну, на три дня не дам автобус, а на один день дам». И постепенно, постепенно… А потом, когда уже конкурс стал известный, к нам стали обращаться спонсоры: «А вам что-нибудь нужно?»

Иеромонах Трифон уже в пятнадцатый раз встречает в Москве одаренных детей из разных уголков страны. Руководя сектором мероприятий и конкурсов Синодального отдела, он стал и организатором, и просветителем, и даже сценаристом анимационных фильмов.

– После того как вы стали монахом, ваш взгляд на мир в чем изменился?

– Мне стало жить чуть интересней. Вы знаете, когда я не был еще монахом, у меня был какой-то бизнес, я чем-то занимался, и вроде как были финансы, но при этом я себе не мог позволить даже доехать до Питера. Потому что ты сидишь, контролируешь бизнес, ждешь проверки, пожарных, СЭС, налоговую, еще что-то, закупка товара. И вот круговорот такой, замкнутый круг. Я еще, когда пришел к духовнику, мы решали, что я ухожу в монастырь, он говорит: «Ну, вот сейчас пойдем к владыке Алексию», – это наместник Новоспасского монастыря на тот момент. Он говорит: «Он спросит – для чего ты приходишь, чего ты хочешь?» А я ему говорю: «Тишины и спокойствия». Он говорит: «О, это не к нам, это на кладбище». Я думаю, странно, монастырь – тишина, спокойствие. Говорят, что тут нет ее. Но оказалось действительно так. Многие думают, что монахи приходят в монастырь, закрывают двери и ничего не делают. Как у меня один друг сказал: «Ой, ну что вы там, монахи? Вот просто вот лбом об пол бьетесь и что-то бормочете еще к тому же». И я ему говорю: «Приезжай ко мне на службу». Как раз Великий пост шел. Я говорю: «Если ты утро, вечер на службе отстоишь, я с тобой соглашусь». До вечерни он не дожил. Он приехал только на утреню, еле-еле ее отстоял вместе с Литургией и сказал: «Как вы это можете вообще переносить? У меня, – говорит, – спина просто затекла. Я не могу ни стоять, ни ходить, ничего».