Олег Гриневский - Тысяча и один день Никиты Сергеевича

Группа завершила свою работу только к началу августа. Разумеется, за это время никаких решений относительно возобновления испытаний ядерного оружия не принималось. Равно как и не проводилось какой-либо подготовки к их проведению.

Между тем ученые так и не смогли четко ответить на поставленные вопросы. Существовала все та же фатальная неопределенность — теоретически, считали они. Советский Союз может тайно проводить ядерные взрывы во время моратория. Но вот проводил он их или нет, они сказать не могли.

Это было в середине августа 1961 года. До возобновления испытаний Советским Союзом оставалось две недели. Но в Вашингтоне, очевидно, даже не подозревали об этом, хотя специальный помощник президента США по вопросам разоружения Маклой сигнализировал из Москвы в конце июля, что Хрущев сказал ему в Пицунде о том, что ученые и военные требуют от него провести испытания 100-мегатонной бомбы… В Вашингтоне этому сообщению не придали особого значения, считая, что Хрущев опять блефует.

Первый взрыв не заставил себя ждать. 1 сентября небо над Семипалатинским полигоном прорезал неземной, ослепительно яркий свет. Это была взорвана боеголовка для новой межконтинентальной ракеты Янгеля Р-16. Через несколько секунд гигантский огненный шар стал медленно подниматься над пустыней, меняя цвет и сплющиваясь под воздействием отраженной от земли ударной волны. Как гигантская воронка, он начал всасывать в себя воздух и землю, превращаясь в хорошо известный зловещий гриб.

На обозрение этого чудовищного зрелища ушло примерно сорок секунд. Потом все, кто наблюдал за взрывом, бросились в окоп, чтобы укрыться от приближающейся мощной взрывной волны.

Это было только началом. С сентября по декабрь 1961 года в Советском Союзе было взорвано атомных и водородных бомб больше, чем за все предыдущие годы. Гвоздем программы стал обещанный Хрущевым подарок: взрыв 50-мегатонной бомбы — самой мощной из когда-либо произведенных человеком.

Собирали ее в Арзамасе-16 в специальном помещении, прямо на железнодорожной платформе. Была эта бомба размером с троллейбус, огромная и неуклюжая. Когда работа над ней закончилась, стены помещения разобрали и поезд повез ее на аэродром.

Каких только прозвищ ей не давали. А арзамасские острословы окрестили ее «Кузькиной матерью». Очевидно, из особой привязанности Хрущева к этому живописному обороту речи, который он неоднократно применял в своих выступлениях и частных беседах.

Широко была известна история, когда он ошарашил этим словосочетанием вице-президента Никсона во время приезда того в Москву на открытие американской выставки. Хрущев обвинил Никсона в том, что тот привез выставку-показуху в надежде, что советские люди будут охать и ахать над всем этим «хламом». Разгорелся спор, чья страна сильнее.

— На угрозу мы ответим угрозой, — кричал Никита Сергеевич. — В нашем распоряжении есть средства, которые будут иметь для вас тяжкие последствия.

— У нас тоже имеются такие средства, — парировал Никсон.

— А наши лучше, — не унимался Хрущев. — Да! Да! Да! Мы вам еще покажем кузькину мать!

На этой последней фразе Александр Акаловский, переводчик Никсона, блестяще владевший русским языком, споткнулся: «кузькина мать»? На ум никакого английского аналога не приходило, а времени на раздумья у него не было ни секунды — оба, Никсон и Хрущев, смотрели на него в упор, начиная терять терпение. И тогда Акаловский, не найдя ничего лучшего, перевел эту фразу дословно. В английском переводе это прозвучало так: «Мы вам еще покажем мать Кузьмы!»

Американцы были ошарашены: что это? Новое оружие, еще более грозное, чем ракетно-ядерное?

Александр Акаловский долго убеждал вице-президента, что речь шла вовсе не об оружии, что это специфическое русское выражение, попросту говоря — идиома, которую никак нельзя перевести на английский язык.

Эта анекдотическая история стала широко известна, и над ней немало потешались во всем мире.

А еще эту бомбу-монстра именовали «политической», потому что с военной точки зрения она была бессмысленна, ведь межконтинентальной ракеты, которая смогла бы поднять ее в воздух, у Советского Союза в те годы еще не было. И выходит — рвали ее просто так, чтобы попугать белый свет.

Огромный Ту-95 ждал свою ношу в дальнем углу северного сектора аэродрома. И самолет этот тоже был необычный, специальный. Не только корпус его, но и лопасти винтов были выкрашены ослепительно белой краской — для отражения светового излучения при взрыве. «Ну прямо невеста под фатой!» — шутили ученые.