Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Какой охотник принц танцевать! Урусова не промах, он и ее замучил в котильоне; открыл бал с федьдмаршальшей Каменскою, потом с Апраксиной и так далее, с нашей Варенькой Голицыной танцевал французскую кадриль, и я все ее дразнил, что она с тех пор ни на кого глядеть не хочет. Пошли ужинать, а я домой – тебе писать. Старый хрыч Юсупов, чего бы дать самому бал, вынудил бал у Потемкина, на который давеча и меня звали графиня и муж ее. Бал завтра. Ну уж достается принцу! Обедал в Васильевском у Юсупова, потом давали ему в зверинце медвежью травлю, там была садка, он сам гонял зайцев и, говорят, лихо ездит верхом, потом был в театре, а там, одевшись, явился в Собрание, где и ужинать будет. Завтра обед для него у князя Сергея Михайловича Голицына, а послезавтра – в отделении бал, и он с бала едет в путь, очень сожалея, что не будет на гулянье 1 мая.

Александр. Москва, 28 апреля 1821 года

И сегодня день беспутный! Ты меня пожуришь, любезный брат: предаю тебе повинную голову, но каюсь, что я с бала Потемкина воротился в 6 часов и оставил там принца танцующего, многих стариков, сидящих на балконе и смотрящих на восходящее солнце, а Вяземского и других – играющих в квиндичи. Вот как дело было. Захотелось мне ужинать; по несчастью, был только один большой стол; сев за него возле Риччи, должен был дождаться конца, а ужин продолжался до трех часов с лишком. Встав, хочу ехать, протанцевав польский; идет хозяйка, я с удивлением вижу, что в конце платка висит престранный ключ. «Что это значит? Это новая парижская мода – носить на себе ключ от погреба?» Прихожу к дверям передней – заперто; швейцар говорит: «Нельзя ехать, ваше превосходительство, граф изволил сам запереть дверь, а графиня и ключ изволила к себе взять». Так вот что это за ключ! Точно, никого не пустили домой; иные серьезно сердились, между прочими губернатор, который сказал швейцару: «Отвори; я, братец, губернатор; мне пора ехать в губернское правление».

Дом великолепен, убран со вкусом, но многое мне не нравилось и походило на дом какого-нибудь выскочки; казачков с десяток в белых кафтанах с галуном и – светло-голубые бархатные панталоны. У дверей залы все девушки и дворня стояли, так что прохода не было. Принчик танцевать охотен, всех дам замучил. А бедных Вяземских опрокинули в ямской карете; он упал на нее, сделал ей шишку на лбу, которая, однако же, почти неприметна была ввечеру, но он очень ушиб ногу, и его подняли почти без чувств; хромал, но не утерпел, пошел вальсировать, разбередил пуще ногу и должен был конец вечера играть в карты. А кучер и лакей очень серьезно разбились, все стекла перебило, и княгиня головой очутилась на мостовой. Чудо, как не изуродовали себя.

И у нас были вчера две свадьбы: 1-я – генерала Игнатьева с Барышниковой, 2-я – Муромцева, Матюшина брата, со внучатною сестрою его Бибиковой. Матюша явился сюда на три дня. Я его нечаянно встретил на Кузнецком мосту, который, между прочим, исчезает: место это ровняется, и будут дома, с одной стороны – Татищева моего, а с другой – не знаю чей. Смешно, что будут говорить: пошел на Кузнецкий мост, а моста как не бывало.

Принца здешнего берегут как девочку, а Бергман вчера возил его (видно, по внушению старого Юсупова) к Джаксону, смотреть, как случают жеребцов.

Каков Потемкин! Он обедал у принца; тот из любезности за столом послал ему штук 20 клубники свежей, а вчера для 150 персон было мороженое из свежей клубники. Адъютант принца не мог это постигать, ест и плечами пожимает.

Константин. С.-Петербург, 29 апреля 1821 года

Из Одессы пишут от 13 апреля, что в Царьграде янычары совершенно ожесточены против греков и вообще против христиан. Они сожгли 3 или 4 греческих церкви и несколько домов, убивают всех без пощады, так что султан принужден был, для укрощения их, призвать в Константинополь азиатские войска. Из знатнейших греков убиты князь Маврокордато и Мурузи. Я надеюсь, мой милый друг, что это одни слухи, и не совсем справедливые, ибо после этого и миссии нашей небезопасно бы было там оставаться.

Князь Ипсиланти, также по одесским известиям, перешел Дунай в Систове и идет, чтобы соединиться с сербами и Али-пашою. У него 20 тысяч войска и 30 орудий. Сербы дают ему 20 тысяч (не верю!), и булгары – 10 тысяч, под предводительством митрополита своего, коему турки хотели отрубить голову. В Морее все крепости заняты греками, коим их все сдали сами турки добровольно, получив обещание, что имущество их и независимость будут сохранены. За все эти известия я, однако же, тебе не ручаюсь.