Игорь Рабинер - Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников

На самом деле никакой серии поражений у «Динамо» не было. До проигрыша «Спартаку» случились две домашние ничьи. Перед ними — выездное поражение от будущего чемпиона, «Спартака-Алании», и выигрыш. До того — поражение, ничья, победа. То есть график середняка, но не падение в пропасть. Динамовский самолет не свалился ни в какое пике, все можно было выровнять — что и сделал Голодец, с которым бело-голубые заняли четвертое место. Но у Бескова сил на это уже не осталось.

Характерно, что после этого «Динамо» одержало шесть побед подряд. То есть готова команда была отлично. Но и она, судя по всему, устала от Бескова так же, как и он сам.

« У команды появился какой-то совсем другой настрой, — говорил Голодец. — Я уже по первым тренировкам почувствовал, что что-то незримо изменилось. Люди стали тренироваться с иной отдачей, что в конечном счете сказалось и на игре ».

«Так ведь лет ему уже сколько было!.. Потому и ушел. Устал», — сказала Валерия Николаевна о его решении уйти из «Динамо». А на мой вопрос, реализовал ли муж себя в футболе, по ее мнению, на сто процентов, ответила:

« Даже на триста. Такую народную любовь мало кто в стране заслужил. И такие отзывы учеников. А это главное. Послушайте, что написал нам в праздничной открытке Ярцев! »

Тут Валерия Николаевна открыла огромных размеров открытку, в которой размашистым почерком было выведено: « Константин Иванович, Вы тот человек, который круто изменил нашу жизнь, внес прекрасные перемены. Мы всегда это помним и говорим Вам огромное человеческое спасибо. Спасибо Вам, спасибо Валерии Николаевне, которая своей красотой, умом, терпением научила нас, спартаковских жен, быть похожими на Вас, многому учиться на Вашем личном примере. Здоровья Вам, Вашим детям, внукам. Поднимаем тост за Вашу семью. Георгий и Люба Ярцевы ».

Последним из футболистов Бескова видел живым Юрий Гаврилов. За три дня до его ухода 6 мая 2006 года.

« Известный врач Зураб Орджоникидзе посодействовал, — рассказывает Юрий Васильевич. — Помогло, что в этот день к нему поехал Сергей Степашин. Я в тот день был в «Лужниках», тренировался с командой правительства Москвы. В конце тренировки разговор зашел о Бескове — видимо, Зурабу позвонили из больницы и сказали, что Константин Иванович в совсем плохом состоянии. И, может, время даже на часы идет.

Орджоникидзе говорит: «Я сейчас туда еду». Прошу его: «Гивиевич, возьми меня с собой». Спасибо, что не отказал. Больница — на Волоколамке, в лесу. И как раз мы попали туда вместе со Степашиным. Так-то к нему никого не пускали, а нас абсолютно спокойно провели.

Были мы у него недолго. Бесков был очень слабый, весь обложен подушками, не мог даже сидеть. А потом я обратил внимание, что все руки у него после процедур, инъекций — иссиня-черного цвета. Я уже собирался уходить — Валерия Николаевна, которая все время находилась с ним в палате, собиралась кормить его обедом. И только я встал, чтобы уйти, и на прощание наклонился к нему, — Константин Иванович на ухо прошептал: «Передай ребятам, что я уже все, умираю, сил нет уже». Он был в полном сознании …»

В те печальные дни я пролистал гостевые книги поклонников «Спартака», ЦСКА, «Динамо», «Торпедо», «Локомотива», «Зенита» — и везде главной темой был Его уход. «Он давно уже стал человеком не какого-то одного клуба, а футбола в целом», — сказала мне в декабре предыдущего года его жена Валерия Николаевна.

Три команды пришли на прощание с Константином Ивановичем в динамовский манеж в полных составах. Двумя из них, конечно, были «Динамо» и «Спартак», шарфы которых висят на его могиле.

Первым же появился ЦСКА. Бразильцы Жо и Карвалью, когда клали красные гвоздики к гробу, вряд ли понимали, кому отдают долг памяти. А может, им и объяснили, что этому человеку в 1980-м оказалось под силу победить сборную Бразилии во главе с Зико и Сократесом на «Маракане». Сборную их, бразильского Бескова — Теле Сантаны, умершего незадолго до этого грустного дня.

Участник того матча с бразильцами, седой Юрий Гаврилов медленно шел по майской аллее Петровского парка, и по его покрасневшему от горя лицу катились слезы. Ни жена, ни бывшие одноклубники — никто в эту минуту не смел нарушить его одиночества.

За несколько минут до того, как гроб с телом Константина Ивановича под траурную музыку военного оркестра поместили на катафалк, чтобы отвезти на Ваганьково, я попросил Гаврилова в двух словах описать, кем для него был Бесков. Юрий Васильевич произнес именно два. «Отец родной». А ведь сколько у них было стычек!