Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Другой отличительной особенностью британского политика был выраженный эмоциональный характер его мышления. Он сам однажды признался, что «всегда действовал так, как подсказывали мне чувства, не беспокоя себя согласованием моего поведения с доводами разума» [1638] Cm.: Churchill WS. My Early Life. P. 113–114. . Современники описывали его, как человека, который «думал сердцем». По словам хорошо знавшей Черчилля Вайолет Бонэм Картер, «чувства часто влияли на его мыслительный процесс». Порой они могли затуманить его рассудок, но гораздо чаще «его сердце служило для разума проводником и кормчим». Она на собственном опыте убедилась, что с Черчиллем часами можно было спорить безуспешно на какую-то тему, пока одно слово или фраза не завладевали его воображением, не возбуждали в нем эмоции, и тогда «все барьеры падали». «Его разум был часто недоступен, — признавалась Бонэм Картер, — но сердце всегда открыто» [1639] Cm.: Bonham Carter V. Winston Churchill as I Knew Him. P. 34. .

Приведенные различия в мировосприятии и мышлении стали причиной ряда существенных несовпадений в подходах и характерах двух государственных деятелей. В первую очередь это касается уже неоднократно поднимаемой темы постоянства и перемен собственной точки зрения, идейного поля, системы взглядов. Пытаясь проанализировать двух титанов в этой плоскости, Рой Дженкинс, их биограф {83} 83 Биография Ф. Д. Рузвельта стала последним литературным проектом лорда Дженкинса. Работа над ней была прервана в феврале 2003 года в связи с его кончиной. Книга была завершена при участии политолога Ричарда Эллиота Нойштадта (1919–2003). , выбрал за точку опоры приводимое выше высказывание Черчилля про Ф. Э. Смита — о постоянстве в понедельник, в среду и в пятницу. Рузвельт был полной противоположностью этому образу. «Если в понедельник он убеждал сотрудника или партнера взяться за некое небесспорное задание, то в среду он вполне мог разделить это задание с кем-то еще или перебросить его на кого-то другого, а в пятницу, когда все пошло не так, полностью отказаться от этого проекта или отложить его на неопределенное время», — указывает Р. Дженкинс. Описывая американского политика, исследователь обратился к примеру морского бога Протея, известного своей способностью принимать различные образы. «Франклин Рузвельт был человеком, который быстро менял свои мнения и поступки, и поэтому понять его весьма нелегко» [1640] См.: Дженкинс P. Франклин Делано Рузвельт. С. 19, 18. , — писал он.

Подобная изменчивость, одинаково подходящая, кстати, не только для морского бога Протея, но и для бога огня Логе, является следствием рассмотренного выше подхода к восприятию внешней среды множеством чутких анализаторов. Черчилль также был знаменит своим непостоянством и нрава, и взглядов. Но это непостоянство не было столь подвижным, как течение журчащей воды или колыхание ослепляющего пламени. Он был больше привязан к созданному им образу, с одной стороны, выступая его заложником, но с другой — всегда имея под собой точку опоры, которая не позволяла ему скатиться в идейный релятивизм и потерять себя в ходе мировоззренческих зигзагов.

Несмотря на разные подходы, и Черчилль, и Рузвельт приходят к схожей модели поведения, больше являясь «политиками-импровизаторами, быстро приспосабливающимися к меняющимся условиям, чем выразителями некой системы взглядов». Они «двигаются по избранному пути небольшими шажками, всегда охотно пробуя другой вариант, если что-то не срабатывает» [1641] См.: Там же. С. 19. . Отличия проявлялись не в самой модели, а в ее реализации. Действия Рузвельта были более тонки, филигранны и точны, Черчилля — более масштабны, размашисты и глубоки.

Был и еще один важный нюанс, разделявший двух союзников по антигитлеровской коалиции. Не чуждый, как и Рузвельт, юмору, позитивному жизненному настрою, Черчилль все же имел в своем составе сплав трагизма. «Он так же хорошо был знаком с тьмой, как и со светом», — признает Исайя Берлин [1642] Berlin I. Op. cit. Р. 25. . Именно это осознание мрака отчаяния, беспомощности, жестокости, несправедливости, бессмысленности, безответственности, безысходности, обреченности и беспросветности — позволяло ему не только уверенно чувствовать себя во время кризисов, но и находить решения, а также слова, на которые Рузвельт просто не был способен. Только Черчилль мог в первом же своем выступлении на посту премьер-министра, поста, к которому он шел на протяжении сорока (!) лет, предложить народу «кровь, труд, слезы и пот». Сегодня каждый политик может повторить эту фразу, но ни один из них не достигнет того резонанса, который вызвали слова Черчилля. Он поднял их из такой мрачной пропасти человеческого самосознания и в такую тяжелую минуту неопределенности, что они были восприняты не умом и не сердцами, а каждой клеткой организма.