Владимир Широков - Строки, обагренные кровью

В организации — два радиоприемника, две типографии. Вести с Родины стали печатать большими тиражами. Гестаповцы просто взбесились. Стали выпускать фальшивки с призывом: «Смерть немецким оккупантам!», «Кровь за кровь, смерть за смерть!». И с подписью «СПО». Только советовали иное: прекратить боевые действия. Рано, дескать.

СПО ответила новой разоблачительной листовкой. И новыми диверсионными ударами. Взлетали на комсомольских минах склады горючего и боеприпасов, военные объекты. Вот боевые дела комсомольцев в этот период:

«5 ноября 1943 г. Район сельхозинститута. Геннадий Гуляев взорвал гусеничный тягач.

10 ноября. Симферопольский аэродром. Алексей Чистяков минировал немецкий самолет Ю-52. В воздухе самолет взорвался.

18 ноября. Станция Симферополь. Борис Хохлов и Григорий Бражников заминировали воинский эшелон. От взрывов сгорели 41 вагон, три цистерны с бензином (60 тонн). Сгорели и железнодорожные мастерские.

24 ноября. Станция Симферополь. Владимир Баранаев и Виктор Астахов подорвали вагон с боеприпасами.

25—30 ноября. Перегон: Симферополь — Джанкой. Борис Хохлов, Зоя Жильцова, Владимир Баранаев и Виктор Астахов минировали пять эшелонов с горючим и боеприпасами. Совершено пять катастроф».

Борис изготовлял немецкие пропуска, справки с биржи труда, делал отметки в паспортах и в домовых книгах о прописке. «Прописал» Борис и руководителя подпольного горкома И. А. Козлова, когда тот прибыл в Симферополь для подпольной работы.

Старый большевик внимательно присматривался к вожаку комсомольцев. Пришло время, и Бориса пригласили, как сказал И. А. Козлов, «для особого разговора».

В квартире «Нины» Борис застал троих: Козлова, Лазареву, Косухина.

Пили чай. Говорили о городских «мелочах». Потом Козлов, официально открыв заседание подпольного горкома, обратился к Хохлову:

— Борис! У тебя не возникала мысль о том, чтобы стать коммунистом?

Возникала ли такая мысль? Дорогой Иван Андреевич! Как же не возникала! Не мысль, а заветная мечта. От отца принятая. Из сердца в сердце переданная. Но вслух Борис взволнованно проговорил:

— Думал, конечно. Но, наверное, рано мне еще… Ведь еще не сделано такое… с чем в партию не стыдно идти…

Горкомовцы говорили о Борисе Хохлове тепло. Отметили его хорошие дела. Заявили, что дают ему партийные рекомендации.

В этот день Борис Хохлов был принят кандидатом в члены ВКП(б).

Дома радостно сообщил:

— Мамочка! Я — коммунист. Меня приняли. Поздравь меня, мамочка!

Мать обняла. Поцеловала.

— Дорожи, сынок, этим званием. Как дорожил отец.

— Как жаль, что отец не дожил до этого события…

Отца уже не было. Двести пятьдесят дней стоял он на защите Севастополя. Был ранен. Потом — отряд прикрытия на Херсонесе. Плен. Концлагерь. Гестаповская тюрьма. Побег и опять тюрьма. Пытки, пытки. И смерть. Так закончил свой путь отец.

Теперь дело Ивана Хохлова должен продолжать он, его сын, молодой коммунист Борис Хохлов.

И вновь удар за ударом по врагу. Документы рассказывают:

«3 декабря. Нефтебаза близ ст. Симферополь. Вася Бабий, Борис Хохлов, Владимир Енджияк, Толя Басс, Вася Алтухов взорвали бак с горючим (50 т).

4 декабря. Станция Симферополь. Борис Хохлов, Василий Бабий, Владимир Енджияк и Владимир Ланский разбили механизмы водокачки.

7 декабря. Двор клуба железнодорожников. Борис Хохлов, Борис Еригов взорвали бронетранспортер…»

Так били врага симферопольские комсомольцы.

Однажды вечером нагрянули фашисты.

— Хохлов? Подпольный комсомолец? Сын коммуниста, севастопольца?

Многое предъявили на допросе. Но многого враги не знали. Потому и добивались: скажи, выдай!

Значит, надо молчать. Чтоб ни слова.

Так началось самое суровое и страшное испытание.

Пытки. Пытки… Потом передышка. Снова допросы и пытки. И снова молчание.

Гестаповцы изощрялись в пытках. Его били тугими резиновыми палками. Клали на скамью с гвоздями и секли прутьями. Загоняли раскаленные гвозди под ногти. Подвешивали за руки, связанные за спиной. К пяткам прикладывали добела раскаленное железо. Допрашивали с петлей на шее, постепенно подтягивая к перекладине.

Пытались вырвать признание угрозой расстрела: дважды его вывозили в поле и ставили у рва. Открывали огонь. Потом везли обратно.

Видимо, надеясь сломить его, палачи не спешили приводить свой приговор в исполнение. Прошла неделя. Месяц. Еще месяц. И еще… Четыре месяца ждал Борис смерти. Иссох. Стал седым.