Лара Прескотт - Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго»

От матери я ничего не могла утаить. Несмотря на то, что я надевала несколько свитеров и толстых шерстяных чулок, мама видела, что мое тело тает. Я начала подкалывать английской булавкой юбки, чтобы они с меня не спадали.

Я начала носить водолазки, чтобы скрыть выпирающие кости ключиц.

Мама отреагировала на это тем, что начала добавлять бекон во все блюда, которые давала мне: щи, борщ, пельмени, бефстроганов и омлеты. Я даже видела, как она сливала масло из сковородки в овсяную кашу на воде, которую я ела на завтрак. Она настаивала на том, чтобы я всегда брала добавку, и следила за тем, чтобы я ничего не оставляла на тарелке, словно я была маленьким ребенком.

По выходным она начала печь пироги и торты, объясняя это тем, что ей надо попрактиковаться перед моей свадьбой. Она пекла медовики, с пьяной вишней, наполеон, птичье молоко и даже двухслойный «Вацлавский». Она скармливала мне кусочки тортов, на которых сверху клала ванильное мороженое.

Не только одна мама обратила внимание на мою угасающую фигуру. Тедди так много раз спрашивал, все ли у меня в порядке, что мне пришлось ответить, что если он не перестанет спрашивать, то у меня точно будет не все в порядке. На что Тедди ответил, что больше спрашивать не будет и надеется на то, что я не сижу на какой-нибудь дурацкой диете. Он говорил, что я безупречна во всех смыслах, и его откровенность привела меня в состояние необъяснимой ярости.

Все машинистки тоже заметили. Джуди спросила, в чем мой секрет, и заметила, что моя талия стала такой же узкой, как у Веры Эллен в «Светлом Рождестве». Все остальные машинистки вели себя как и мама и постоянно подкладывали на мой стол донаты из Ralph’s.

Не то чтобы я не хотела есть. У меня просто не было аппетита. Мне не хотелось ничего.

Я не могла досидеть до конца сеанса в кино. В толпе мне было ужасно некомфортно. Я начала ходить на работу пешком, чтобы побыть одной. Я перестала поддерживать разговор даже из вежливости. И на воскресных вечеринках сотрудников Агентства, на которых мне раньше нравилось вести интеллектуальные беседы и где я чувствовала, что получаю инсайдерскую информацию, я начала становиться рядом с женами, а не с Тедди. Максимум о чем я говорила с женами, так это о том, что мне нравится какой-то определенный дип-соус.

Тедди пытался вытащить меня из той дыры, в которой я оказалась. Он не сдавался, и я чуть было не начала его за это любить. Он любил меня больше, чем любой другой человек. Так почему же мне этого было мало?

За все это время я видела Сэлли всего лишь дважды. Она от меня пряталась и избегала? Сэлли хоть немного подумала обо мне? В первый раз я спускалась на лифте из офиса, и она стояла перед открывшейся дверью лифта. Я начала обходить ее слева, а потом справа, и каждый раз она пыталась обойти меня с той же стороны так, что мы чуть не сталкивались. Потом неловко расходились. Она сказала «Привет!», окинула меня взглядом с ног до головы, и по выражению ее лица я поняла, что выгляжу ужасно.

Во второй раз я видела ее, а она меня нет. Сэлли сидела за загородкой за столом у окна в Ralph’s с Генри Ренне. Это произошло на виду у всего мира среди бела дня во вторник. И мир увидел то, что ему хотели показать. Когда я вернулась в офис, все машинистки говорили только об этом.

– Как ты думаешь, они встречаются? – спросила Кэйти.

– Лонни говорит, что они встречаются еще с новогодней вечеринки. Их там видели вместе. Вообще-то кто-то должен ее предупредить о том, что он полный козел.

– Я могу ей сказать, – предложила Норма.

– Ирина, а это правда? – спросила Линда.

– Не знаю.

– Флоренс из «Архивов» говорила, что видела, как они шептались на лестничной клетке.

– Когда?

– Не знаю. Может, пару недель назад.

Так вот оно что. Ее интересовал только Генри. Я оказалась лишь мимолетным увлечением.

От этой мысли мне стало мерзко. Я могла смириться с тем, что она не со мной, но мне было невыносимо видеть их вместе.

Я переговорила с Андерсоном, но об этом разговоре не сказала ни Тедди, ни маме. Я спросила его, возможно ли уехать в длительную командировку за границу.

– Ты же вроде замуж выходишь? – он посмотрел на мое помолвочное кольцо.

– Вот вопрос чисто гипотетический.

– Гипотетически это не моего ума дело. Но я уверен, что мы можем найти тебе местечко.

– Пусть этот разговор останется между нами, хорошо?

Он сделал вид, что зашивает себе губы.

В тот вечер, выйдя на освещенную вечерним солнцем Е-стрит, я думала о том, что через год в это время могу идти по улице Буэнос-Айреса, Амстердама или Каира. Я радовалась мысли о том, что могу стряхнуть с себя прошлое, перестать быть той, кем сейчас являлась, и, возможно, стать совершенно другой. От этих мыслей мне стало приятно, и я впервые за долгое время улыбнулась.