Марта Петерсон - Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

Когда в 1984 году мы узнали, какую роль Карл Кёхер сыграл в разоблачении Тригона, я вздохнула с облегчением, но не перестала печалиться. Тяжким грузом на моей совести лежал тот факт, что именно я передала Тригону яд. Впрочем, если бы его пытали, чтобы затем бросить в тюрьму, где бы он умирал медленной смертью, я бы переживала еще сильнее. После распада Советского Союза в 1991 году на свободу вышли некоторые бывшие агенты ЦРУ, которые провели долгие годы в ужасных условиях советских тюрем. Тригона могла постичь такая же судьба, если бы после ареста его не решили казнить.

К концу своей карьеры я случайно встретилась с Бобом — мужчиной, с которым познакомилась вскоре после возвращения из Москвы. Теперь он руководил компанией, которая осуществляла подготовку людей, отправляющихся в опасные командировки, где был высок риск арестов и пыток. Мы с ним вспомнили, как осенью 1977 года впервые встретились в закусочной “Ламс” в Арлингтоне, штат Вирджиния. Он тогда хотел, чтобы я рассказала ему о своих приключениях в Москве. Но фактов ему было мало. Он жаждал узнать, что я чувствовала в момент ареста и о чем думала, пока сидела на Лубянке. Его интересовали не многочисленные факты дела Тригона, а мое психологическое состояние и мысленные процессы в период ареста.

Рассказывая ему об этом, я поняла, что в те минуты словно видела себя со стороны. Я также сказала Бобу, что мне понравилось сидеть за столом на Лубянке и чувствовать на себе взгляды молодых мужчин, которые во все глаза смотрели на меня, не в силах поверить, что перед ними настоящая шпионка ЦРУ, пойманная с поличным великим КГБ. Я представляла на их месте себя саму и своих коллег, ведь мы бы столь же пораженно наблюдали допрос реального офицера КГБ, пойманного на месте преступления.

Сидевший рядом со мной мужчина, который показал мне синяк, оставшийся у него на ноге, когда я со всей силы его пнула, напомнил мне одного из моих старших коллег, вместе со мной проходивших подготовку перед моим отъездом в Москву. У них одинаково блестели глаза, потому что им нравилось внимание молодой и привлекательной женщины. Главный следователь, словно режиссер, ставил сцену из пьесы. Он следовал сценарию, который впоследствии ляжет в основу статей в “Известиях” и романа Семенова, и старался не раскрывать большинства секретных деталей собравшимся в комнате людям.

Оказавшись в львином логове, я чувствовала личную гордость и уверенность. Мне не было страшно. Мне никто не угрожал. Я знала, что меня спасут, и это знание помогло мне сосредоточиться на том, чтобы установить, что именно в КГБ знают о Тригоне и его работе на ЦРУ в последние несколько лет.

Двадцать пять лет спустя Боб попросил меня повторить свой рассказ для сотрудников ЦРУ, которые вполне могли оказаться в гораздо более серьезных ситуациях. Среди слушателей были разные профессионалы, многие из которых решили сменить род деятельности. Уверена, они смотрели на меня и гадали, что я вообще могу рассказать им об арестах и притеснениях.

Но Боб оказался прав. Им нужны были не факты о моем аресте. Они хотели услышать, как я себя чувствовала и как реагировала на происходящее. Я описывала свое психологическое состояние, чтобы слушатели могли оценить, как они поведут себя в схожей ситуации. Хотя людям нравится верить, что они неуязвимы, в тот день каждый из присутствующих понял, что у него есть слабости. Им нужно было продумать, как вести себя в случае ареста.

Они пораженно слушали историю моей жизни, пока я рассказывала, как жила в Лаосе, как потеряла молодого мужа, как бросила себе вызов и пошла по новому карьерному пути, став женщиной-оперативницей ЦРУ в начале 1970-х, как почти год изучала русский язык, чтобы без проблем в одиночку вести оперативную деятельность на улицах Москвы, добиваясь того, чего другие не смогли добиться в этой враждебной среде в разгар холодной войны. Возможно, до встречи со мной они считали, что я просто женщина, которая добилась успеха, работая в офисе. Скорее всего, они и представить себе не могли, через что я прошла.

Именно тогда я поняла, что не сделала свою “военную байку” преимуществом.

В конце лекции меня всегда спрашивали, как арест повлиял на мою карьеру. Я отвечала, что он стал лишь эпизодом в очень длинной профессиональной жизни. Однако, выступив перед этой аудиторией, я осознала, что мне стоило использовать свою историю иначе. Подобные рассказы ложатся в основу наших устных учебников. Они поясняют, какие уроки люди извлекают из собственного опыта, и готовят других к повторению подобных ситуаций. Я не рассказывала свою историю новым коллегам, не желая, чтобы меня знали исключительно как офицера, которого арестовали сотрудники КГБ. Мой опыт этим не ограничивался. Я вспомнила, как другие люди рассказывали байки, всячески приукрашивая действительность, чтобы подчеркнуть свои успехи и раздуть свое эго. Мне же хотелось, чтобы меня считали настоящим профессионалом: женщиной, которая поднялась по карьерной лестнице благодаря упорному труду и серьезным достижениям.