Марта Петерсон - Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

Я не могла объяснить, откуда в КГБ узнали, где припаркована моя машина. Возможно, ее обнаружили в ходе розыскных мероприятий. Поскольку офицеры, которые ждали меня на объекте “Сетунь”, не знали, как меня зовут и где я работаю, пока не нашли мое удостоверение личности, и понятия не имели, что я говорю по-русски, я считала, что они не располагали этой информацией в момент моего ареста. Во время допроса на Лубянке следователь назвал меня курьером, и это подтверждало, что в КГБ не знали, чем я занималась во время своей командировки в Москву. Хотя мы обсуждали все возможности, в глубине души я все сильнее верила, что Тригона арестовали не потому, что я не заметила слежку в ходе одной из предыдущих операций.

У нас родилось немало теорий о судьбе Тригона, но делать выводы было рано. Техники и специалисты по отчетности изучили его отчеты за последние шесть месяцев, аномалии в передаваемых пакетах, неявки на объекты и перемены в качестве съемки. Мы обсудили мужчину в военной форме, которого видели в конце июня, и неожиданное появление фургона в парке на объекте “Лес”. Мы также оценили, какова вероятность того, что Тригона к тому времени уже арестовали. Никто не обвинял меня и даже не намекал, что я могла спровоцировать его арест. Но были офицеры, которые полагали, что я потеряла бдительность или не заметила слежку в ходе важной операции. На дворе стояла середина семидесятых, и некоторые считали, что на задание стоило отправить мужчину, а не женщину.

В конце концов мы по крупицам собрали информацию о судьбе Тригона из источников по всему миру. Завербованные нами офицеры КГБ и советские чиновники получили сообщения о Тригоне из штаб-квартиры КГБ и выяснили, как был установлен факт его государственной измены. Версий было много, но все они превозносили контрразведывательные навыки сотрудников КГБ. В сообщениях содержались призывы не терять бдительность и строгие предостережения относительно главного противника — так в КГБ называли ЦРУ. Офицеров КГБ предупредили о возможных попытках ЦРУ воспользоваться слабостями советских граждан, такими как чрезмерное пристрастие к алкоголю, неуместные супружеские измены и простая алчность, чтобы завербовать их при помощи шантажа.

Как и предполагалось, после обеда в понедельник я встретилась с адмиралом Стэнсфилдом Тернером, которого президент Картер в марте 1977 года назначил директором центральной разведки. Он пришел в ЦРУ со стороны и, по слухам, сомневался в ценности и необходимости агентурной разведки. Он полагал, что надежные разведданные можно получить только при использовании технических средств, которые исключали вероятность человеческих ошибок при оценке ситуации. До встречи с ним я толком не знала о его взглядах и сочла, что он недостаточно информирован о деле Тригона и нашей оперативной деятельности в Москве.

Он приветливо встретил меня в своем большом кабинете на седьмом этаже штаб-квартиры и предложил мне сесть за длинный стол для совещаний. Сам он, само собой, сидел во главе стола, а я расположилась справа от него. Он отпустил сопровождавшего меня офицера, явно желая услышать мой рассказ без купюр и вмешательства сотрудников штаб-квартиры. Он спросил, как у меня дела, а затем велел мне изложить все по порядку. Я рассказала всю историю — конечно же, не прибегая к крепким словам. Он задал несколько вопросов. Позже я узнала, что фактически он проводил со мной собеседование, потому что хотел, чтобы во вторник я вместе с ним отправилась на регулярную встречу с президентом. Полагаю, я выдержала экзамен: в конце нашей встречи он пригласил меня на следующий день навестить президента. Он несколько раз повторил, что я могу рассчитывать от силы на девять или десять минут, за которые мне нужно будет рассказать президенту свою историю.

Вернувшись в свой кабинет, я обнаружила там Тима, который только что вернулся из отпуска. Мы обнялись со слезами на глазах. Словами не объяснить, какие чувства переполняли нас в тот момент, ведь мы оба были преданы Тригону и заботились о его благополучии. Я в подробностях рассказала Тиму, что произошло в пятницу вечером. Когда к нам присоединился Джек, мы начали строить теории о случившемся. К концу дня мы сошлись во мнении, что Тригон, вероятно, проявлял излишнее рвение при сборе документов, из-за чего его поймали за фотографированием бумаг на работе или при попытке вынести их за пределы МИДа, чтобы сфотографировать дома. Многим из нас всегда казалось, что Тригона нужно сдерживать, потому что он слишком горит желанием добывать для нас информацию, подвергая себя неоправданному риску. Ни Джек, ни Тим не намекали, что я совершила ошибки, но я продолжала волноваться, что своими действиями поспособствовала аресту Тригона.