Следователь кивнул присоединившемуся к нам мужчине, который оказался техническим экспертом. Тот встал и принялся очищать тайник от бетонной крошки и замазки, которыми Нил замаскировал углубления для шурупов на лицевой части пакета. Эксперт уверенно отвинтил все четыре шурупа — у него не возникло сложностей с левой резьбой. Хитрость Нила нужна была для того, чтобы отвадить случайного человека, который решил бы, что шурупы залиты бетоном, раз их не получается открутить. Техник открыл крышку.
Мне хотелось закричать. “Им нельзя это открывать, — паниковала я. — Это секретная информация. Все это проходит под грифом ‘совершенно секретно’. Они не вправе открывать пакет и изучать его содержимое. Они не вправе все это знать”. Бесспорно, это был один из самых мучительных и тяжелых моментов, которые мне пришлось пережить, ведь я могла лишь сидеть и смотреть, как сотрудники КГБ открывают адресованный Тригону пакет. Мне и сегодня больно это вспоминать.
Техник перевернул крышку и положил ее на газету. Затем он принялся по одному вытаскивать все предметы из тайника. Первой была записка, напечатанная по-русски на белом картоне. В ней говорилось: “Друг, если ты случайно нашел этот тайник и открыл его, знай, он может принести тебе множество неприятностей. Не заглядывай внутрь, лучше выбрось этот камень в реку”.
Такое предупреждение мы включали в каждый пакет для Тригона. Техник отложил записку в сторону. Стенографистка взяла новый лист белой бумаги и принялась описывать эту записку и все остальные предметы из тайника. Следующей техник вытащил катушку 35-миллиметровой пленки с миниатюрным посланием. Свернутая в тугой рулончик, пленка была стянута резинкой. Техник снял резинку и протянул пленку следователю. Тот принялся читать составленное по-русски письмо вслух.
— Дорогой друг, мы надеемся, что у тебя все хорошо, и рады снова выйти с тобой на связь. В прошлом пакете ты попросил нас посчитать, сколько денег ты заработал, сотрудничая с нами. Сумма составляет…
Он резко остановился. Сумма была непомерной. Он вдруг понял, что стоит ему озвучить ее в комнате, полной офицеров КГБ, как у него на глазах выстроится очередь из тех, кто поспешит записаться добровольцем в ЦРУ. Я хихикнула про себя. Мне хотелось посмотреть на следователя, но я решила не поднимать глаз. Мне также хотелось понаблюдать за реакцией других присутствующих в комнате, но я должна была делать вид, что все это меня совершенно не интересует, потому что я ничего не знаю. Клифф тоже сидел молча. Полагаю, стенографистка просто записала, что в пакете была катушка пленки с письмом.
Дальше техник вытащил пластиковую бутылку, которую сразу протянул следователю. Тот взглянул на этикетку на английском и принялся читать цифры, потому что их переводить на русский не требовалось. Меня развеселило, что он читает номера патентных заявок для ингредиентов раствора для хранения контактных линз. Стенографистка прилежно записывала цифры, вероятно, не упоминая о характере содержимого бутылки.
Следующим был извлечен чехол для контактных линз с новыми линзами для Тригона. Так как в 1977 году контактных линз не было в широкой продаже, в прошлом письме Тригон попросил нас прислать ему новые линзы по рецепту из Боготы. Следователь открыл правую и левую часть футляра, но оставил линзы на месте. Он назвал их линзами, видимо, не зная их предназначение и, возможно, считая, что это увеличительные линзы для чтения сообщений, написанных микроточками, к которым часто прибегали шпионы. Стенографистка все записала.
По бокам на верхнем слое вещей лежали тугие рулончики из рублевых купюр, скрепленные резинками. Нил постарался положить в пакет как можно больше денег, заполнив ими все пустоты, благодаря чему содержимое пакета утрамбовалось и получило защиту от ударов. Кроме того, Нил аккуратно упаковал несколько пакетиков с ювелирными украшениями с изумрудами, купленными ЦРУ на деньги Тригона.
Стенографистка описывала каждый предмет, который техник вытаскивал из пакета и выкладывал на газету. В какой-то момент оператор сказал следователю, что на фоне газеты камере сложнее фокусироваться на отдельных предметах, и газету заменили на большой лист белой бумаги. Оператор остался доволен. Мне все это казалось сумбурным и непрофессиональным. Но разве я имела право оценивать их действия, сидя в Лубянской тюрьме в комнате, набитой офицерами КГБ?
Когда техник вытащил чернильную ручку, следователь быстро и резко сказал ему отложить ее и больше не трогать. Увидев эту ручку, следователь сильно разволновался. Лишь два человека в той комнате — сам следователь и я — понимали, почему эта ручка вызвала у него такое раздражение.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу