Мэри Трамп - Слишком много и всегда недостаточно

«Привет. Меня зовут Сюзанна Крейг. Я журналистка New York Times ».

Журналисты давно прекратили со мной общаться. За исключением Дэвида Корна из журнала Mother Jones и кого-то из Frontline , единственный человек, оставивший мне сообщение до выборов, был из Inside Edition . Ничего из того, что я могла сказать о моем дяде, до ноября 2016 года значения не имело; почему же сейчас вдруг я стала кому-то интересна?

Бессмыслица всего этого меня раздражала, так что я сказала: «Как же некрасиво вот так ломиться в мой дом».

«Я понимаю. Простите. Но мы работаем над очень важной темой, касающейся финансов вашей семьи, и думаем, что вы действительно могли бы нам помочь».

«Я не могу с вами разговаривать».

«По крайней мере, возьмите мою визитку. Если передумаете, можете в любое время мне перезвонить».

«Я не общаюсь с журналистами», – сказала я. Но карточку взяла.

Две недели спустя я сломала косточку на левой стопе. Следующие четыре месяца я провела в заключении дома, по большей части сидя на диване с поднятой вверх ногой.

Я получила письмо от Сюзанны Крейг, вновь выражающее ее уверенность в том, что я располагаю документами, которые могут помочь «переписать историю президента Соединенных Штатов», как она это сформулировала. На письмо я не ответила. Но она оказалась настойчивой.

После месяца сидения на диване, бороздя твиттер с постоянными новостями в фоновом режиме, в реальном времени я наблюдала, как Дональд ломает устои, ставит под угрозу альянсы между странами и третирует уязвимые группы населения. Единственное, что меня удивляло, так это растущее число людей, желающих его поддержать.

Наблюдая, как из-за политики, проводимой моим дядей, рушится наша демократия и жизни людей разваливаются на глазах, я не могла не думать о письме Сюзанны Крейг. Я нашла ее визитку и набрала номер. Я сказала, что хочу помочь, но больше не располагаю никакими документами, связанными с нашей старой судебной тяжбой.

«Возможно, они до сих пор хранятся у Джека Барноски», – сказала я.

Десять дней спустя я направлялась в его офис.

Головная контора Farrell Fritz находилась в одном из двух вытянутых зданий, облицованных синим стеклом. На открытом пространстве огромной парковки между ними негде было укрыться от ледяного ветра. Припарковаться поближе к входу было невозможно, так что, найдя свободное место, я потратила десять минут, чтобы добраться на костылях до приемной. Я очень аккуратно преодолевала препятствия в виде лифта и мраморных полов.

К тому времени, как я добралась до места назначения, я устала и взмокла. Вдоль стен и на книжной полке стояли тридцать коробок с документами. Больше в комнате ничего, кроме стола и стула, не было. Секретарь Джека любезно оставила для меня блокнот, ручку и скрепки. Я бросила сумки, приставила костыли к стене и почти рухнула на стул. Ни одна из коробок не была подписана; я понятия не имела, с чего начинать.

У меня ушел час, чтобы ознакомиться с содержимым коробок и составить список, что потребовало катания по комнате на стуле и поднимания коробок на стол, причем стоя на одной ноге. Когда зашел Джек, он застал меня раскрасневшуюся и мокрую насквозь. Он напомнил, что я не могу выносить из комнаты ни одного документа. «Они принадлежат и вашему брату тоже, и мне требуется его разрешение», – что было неправдой.

Он уже собирался уходить, но я его окликнула: «Погодите минутку, Джек. Можете мне напомнить, почему мы решили пойти на мировое соглашение?»

«Ну, вас начали беспокоить расходы, а, как вы знаете, мы не беремся за дела с оплатой по результату. Хотя мы и понимали, что они нам лгут, их слово было против вашего. Кроме того, имущество вашего деда оценивалось всего в тридцать миллионов долларов». Это было почти слово в слово то, что он сказал мне в нашу последнюю встречу двадцать лет тому назад.

«А, ну хорошо. Спасибо». Я держала в руке документы, подтверждающие то, что на момент смерти состояние моего деда приближалось к миллиарду долларов; я просто пока этого не знала.

Убедившись, что он ушел, я схватила копии завещания моего деда, дискеты со всеми показаниями и некоторые документы из банков деда – все, на что я, как участник тяжбы, имела законное право, – и упаковала их в свои сумки.

На следующий день Сью приехала ко мне домой – забрать документы и оставить одноразовый мобильный телефон, чтобы мы могли, продвигаясь вперед, общаться более безопасно. Мы не искушали судьбу.

В третий мой приезд в Farrell Fritz я методично прошлась по всем коробкам и обнаружила, что там было по две копии каждого документа. Я рассказала об этом секретарю Джека и предположила, что этот факт избавляет меня от необходимости получать разрешение у брата, что существенно облегчало задачу, так как его в это дело я втягивать не хотела. Я собиралась оставить его подборку документов на тот (маловероятный) случай, если та вдруг ему понадобится.