Мэри Трамп - Слишком много и всегда недостаточно

Мы не спрашивали о том, какая доля (в денежном выражении или в процентах) нам в ней принадлежит, нам просто хотелось получить гарантии, что те активы, которыми мы уже располагаем, сохранятся и в будущем, и понять, как Мэриэнн, Дональд и Роберт собираются распорядиться наследственной массой (с учетом ее огромных размеров). Как душеприказчики и, вместе с Элизабет, единственные бенефициары, они имели широкую свободу действий в этой области, но Роб продолжал отвечать уклончиво.

На нашей последней встрече в баре гостиницы Drake на углу 56-й улицы и Парк-авеню стало очевидно, что до Роберта дошло, что отступать мы не собираемся. Раньше, несмотря на все сказанные им в наш адрес гадости, он сохранял видимость дружелюбного отношения в духе «Эй, ребятки, я просто посланник». В тот день он напомнил, что дед терпеть не мог нашу маму и боялся, что его деньги попадут к ней в руки.

Это могло вызвать лишь смех, потому что вот уже более двадцати лет моя мать жила в соответствии с поставленными Трампами условиями, соблюдая их до последней буквы. Она жила в той же самой довольно запущенной квартире в Jamaica ; суммы ее алиментов и пособий на детей очень редко повышались, и тем не менее большего она никогда не просила.

А теперь Фред оставил нас без наследства, просто потому что мог это сделать. Нашим попечителям – Мэриэнн, Дональду, Роберту и Ирвину Дурбену – полагалось нас защищать (по крайней мере, в финансовом плане), но было очевидно, что они совершенно в этом не заинтересованы, особенно если они должны были нас защищать за свой собственный счет.

Роберт наклонился вперед, внезапно став серьезным. «Послушайте, если вы не подпишете это завещание, если вы решите с нами судиться, мы обанкротим Midland Associates, и вы до конца своих дней будете платить налоги с денег, которых у вас нет».

После этого говорить уже было не о чем. Либо мы с Фрицем сдадимся, либо будем бороться. Выбор был не из приятных.

Мы посоветовались с Ирвином, которого считали своим единственным оставшимся союзником. Он был возмущен тем, как плохо дед обошелся с нами в своем завещании. Когда мы рассказали ему об ответе Роберта на вопрос о Midland Associates и о нашей доле в других предприятиях Трампов, он сказал: «Одна лишь ваша доля в аренде земли под зданиями Shore Haven и Beach Haven бесценна. Если они ничего не собираются для вас сделать, вам нужно с ними судиться».

Я понятия не имела о том, что такое аренда земли, не говоря уже о своей доле в этих домах, но значение слова «бесценный» я знала. И доверяла Ирвину. Основываясь на его рекомендациях, мы с Фрицем приняли решение.

После всех этих месяцев Уильям все еще оставался в больнице, и они с Линдой были очень взвинчены. Я сказала им, что займусь этим вопросом сама, и в тот же день позвонила Робу.

«Так вы что-нибудь можете для нас сделать, Роб?» – спросила я.

«Подпишите завещание, и посмотрим».

«В самом деле?»

«Ваш отец умер», – сказал он.

«Я знаю , что он умер, Роб. Но мы – нет». Меня тошнило от этого разговора.

Он помолчал. «Мы с Дональдом и Мэриэнн всего лишь исполняем волю отца. Ваш дед не хотел, чтобы тебе, или Фрицу, или в особенности вашей матери хоть что-нибудь досталось».

Я сделала глубокий вздох. «Это путь в никуда, – сказала я. – Мы с Фрицем собираемся нанять адвоката».

Тут Роберта переклинило. «Да делайте, на хрен, что хотите!» – проорал он и бросил трубку.

На следующий день, вернувшись домой, я обнаружила на автоответчике сообщение от бабушки. «Мэри, это твоя бабушка». Она была очень лаконична. Она никогда так себя не называла. Всегда только «бабуля».

Я сразу ей перезвонила.

«Твой дядя Роберт говорит, что ты и твой брат судитесь за двадцать процентов доли наследства вашего деда».

Я была ошеломлена и не могла ей сразу ответить. Ясно, что Роб нарушил наше соглашение и рассказал бабушке свою версию того, что мы обсуждали. Но мое внимание привлекло также и то, что бабушка говорила так, как будто наше желание получить долю наследства нашего отца было каким-то неправильным и неприличным. Я была совершенно сбита с толку – где верность, где любовь и где пределы того и другого? Я считала себя членом семьи. Я глубоко заблуждалась.

«Бабуль, мы ничего не просили. Не знаю, что тебе сказал Роб, но мы ни с кем не судимся».

«Лучше бы вам этого не делать».

«Мы просто стараемся в этом разобраться, только и всего».

«Ты понимаешь, чем на момент смерти владел твой отец? – спросила она. – Дыркой от бублика, вот чем».