Я изучал также и творчество Толстого. «Краткое изложение Евангелия», «Так что же нам делать?» и другие его труды произвели на меня сильное впечатление. Я все глубже и глубже постигал бесчисленные возможности проявления всеобщей любви.
Примерно в то же время я познакомился с еще одной семьей христиан. По их предложению я начал посещать методистскую церковь каждое воскресенье. По тем же дням они приглашали меня поужинать с ними. Церковь не произвела на меня благостного впечатления. Проповеди показались лишенными вдохновения, а паства выглядела не слишком набожной. Это были не собрания преданных Богу душ, а скорее простые встречи людей, помышляющих о мирском, для которых посещение церкви было развлечением, не более чем данью традиции. Там я порой сам невольно впадал в дрему. Мне становилось стыдно, но мои друзья, грешившие тем же, облегчали своим примером мою совесть. Долго так продолжаться не могло, и скоро я отказался от посещений этих служб.
Точно так же неожиданно оборвалась и моя связь с семьей, чей дом я посещал каждое воскресенье. Можно даже сказать, что меня попросили прекратить визиты. Произошло это так. Хозяйкой дома была добрая и простая женщина, но вот кругозор ее был несколько узок. С ней мы часто беседовали на религиозные темы. Как раз тогда я перечитывал «Свет Азии» Арнольда, и однажды мы стали сравнивать жизни Иисуса и Будды.
— Посмотрите, как сострадателен Гаутама! — воскликнул я. — Он не ограничивается состраданием к людям, но распространяет его на всех живых существ. Разве не переполняются наши сердца любовью при мысли о том, как радостно ягненок сидит у него на плечах? В жизни Иисуса нет такой любви ко всем живым существам.
Сравнение огорчило добрую леди. Мне были понятны ее чувства, а потому я поспешил закончить разговор, и мы перешли в столовую. С нами был ее сынишка — ангелочек, которому едва исполнилось пять лет. Мне всегда нравилось общество детей, вот и с этим малышом мы сразу подружились. Но я пренебрежительно отозвался о куске мяса на его тарелке, а затем похвалил яблоко, лежавшее передо мной. Неискушенный мальчик увлекся моими речами и тоже принялся восхвалять фрукты.
А что же его мать? Она выглядела испуганной и охваченной смятением.
Мне указали на мою бестактность. Я спохватился и сменил тему беседы. На следующей неделе я, как обычно, пришел навестить семью, хотя не без некоторого трепета. Я не понял, что должен прекратить приходить сюда, да и не считал, что для этого есть повод. Но добрейшая хозяйка помогла мне сделать выбор.
— Мистер Ганди, — сказала она, — пожалуйста, не обижайтесь, но я чувствую себя обязанной объяснить вам, что ваше общество не идет на пользу моему сыну. Теперь он каждый день неохотно ест мясо и просит фруктов, напоминая мне о приведенных вами аргументах. Это уже чересчур. Если он вообще откажется от мяса, то вырастет слабым, а быть может, даже заболеет. Как я могу допустить подобное? Отныне вам следует разговаривать только с нами — взрослыми. На детей ваши взгляды плохо влияют.
— Миссис ***, — ответил я, — прошу простить меня. Мне понятны ваши родительские чувства, поскольку у меня тоже есть дети. Мы легко сможем выйти из столь неприятного положения. Рассуждения о том, что я ем и чего избегаю, ребенок воспринимает острее, чем мне хотелось бы. А посему будет лучше, если я совсем прекращу свои визиты. Хотя это никак не должно сказаться на нашей дружбе.
— Благодарю вас.
В ее словах слышалось явное облегчение.
Я уже имел представления о том, как обустроиться на новом месте, вот только опыт этот в Натале был несколько иным — не таким, как в Бомбее и Лондоне. На этот раз мне пришлось пойти на дополнительные расходы исключительно ради престижа. Мне показалось необходимым обзавестись таким жильем, которое соответствовало бы моему положению индийского адвоката и общественного деятеля в Натале, а потому я снял небольшой, но уютный и хорошо обставленный дом в фешенебельном районе. Питался я просто, но поскольку приходилось постоянно приглашать к себе английских друзей и индийских товарищей по работе, то расходы на содержание жилища были достаточно велики.
В хозяйстве крайне важен хороший слуга, но я понятия не имел, как обращаться с кем-то как со своим слугой.
Со мной поселились один из друзей в качестве компаньона и помощника, и повар, ставший почти что членом семьи. Кроме того, клерки из моей конторы часто бывали у меня дома, столовались и ночевали у меня.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу