Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

— Теперь мне понятна причина вашего беспокойства. Ваш круг чтения весьма ограничен. Вы плохо знаете этот мир, а для вакила это sine qua non, то есть обязательное условие. Вы даже не читали истории Индии. Хороший адвокат непременно должен проникнуть в самую суть человеческой натуры. Ему следует научиться разбираться в характере человека, который можно прочитать по лицу. И, конечно же, каждый индиец непременно должен знать историю своей страны. Кажется, что она не имеет прямого отношения к юридической практике, но знание ее жизненно важно. Как я понял, вы не читали истории восстания 1857 года Кея и Маллесона. Прочтите ее и купите еще две книги, чтобы понять человеческую природу.

Он имел в виду труды Лаватора и Шеммельпенника по физиогномике.

Я был очень благодарен этому почтенному человеку. Он рассеял все мои страхи, но как только мы с ним расстались, тревога вновь охватила меня. Особенно волновало то, как научиться читать характер человека по лицу, когда по пути домой я думал о рекомендованных им двух книгах. На следующий день я приобрел книгу Лаватора. Сочинений Шеммельпенника в магазине не оказалось. Я взялся за чтение труда Лаватора и обнаружил, что он не только труднее «Права справедливости» Снелла, но и совсем неинтересен. Я многое узнал о лице Шекспира, но так и не научился угадывать шекспировские черты характера в прохожих, когда бродил по лондонским улицам.

Книга Лаватора ничего не прибавила к моим знаниям, а советы мистера Пинкатта почти ничем мне не помогли. Только его доброта приободрила меня. Вспоминаю его улыбающееся лицо. Я поверил сказанным им словам о том, что проницательность, память и талант Ферозшаха Мехты не обязательны для преуспевающего адвоката. Достаточно честности и трудолюбия, а поскольку же я был в значительной степени наделен этими качествами, моя вера в себя окрепла.

Книг Кея и Маллесона я не успел осилить в Англии, но прочитал их уже в Южной Африке, поскольку дал самому себе обещание обратиться к ним при первом же удобном случае.

Теперь у меня появилась надежда. Ее тонкий лучик пробился сквозь пелену отчаяния, когда я прибыл в Бомбей на пароходе «Ассам». Море в гавани было неспокойным, и мне пришлось добираться до причала на катере.

В конце предыдущей главы я упомянул, что вода в бомбейской гавани была неспокойной, а это случается нередко в Аравийском море в июне и июле. Сильная качка сопровождала нас на протяжении всего пути от Адена. Многие пассажиры слегли с морской болезнью, и лишь я один оставался в прекрасной форме и часто выходил на палубу полюбоваться величественными волнами и послушать плеск воды. За завтраком собирались еще два-три человека, которые ели свой порридж. Тарелки они аккуратно поставили на колени, чтобы не опрокинуть.

Морской шторм был для меня символом душевной бури. И хотя он не пугал меня, думаю, на моем лице все же отразилось некоторое беспокойство. Мне предстояло вскоре столкнуться с кастовой проблемой. Кроме того, терзали мысли о начале моей профессиональной деятельности. И еще: поскольку я считал себя реформатором, я много раздумывал, как приступить к некоторым из намеченных реформ. Но меня ожидало даже больше испытаний, чем я мог предположить.

Старший брат приехал в порт встречать меня. Он уже успел познакомиться с доктором Мехтой и его старшим братом. Поскольку же доктор Мехта настаивал, чтобы я остановился в его доме, туда мы и отправились. Вот так начатые в Англии отношения продолжились в Индии, а затем перешли в прочную дружбу между двумя семьями.

Я жаждал поскорее встретиться с мамой. Мне еще не было известно, что я никогда больше не обниму ее. Печальную новость сообщили мне только теперь, и я совершил нужные омовения. Брат намеренно держал меня в неведении, пока я находился в Англии. Он не хотел, чтобы я перенес такой страшный удар вдали от родины. И все равно эта новость стала для меня чудовищным потрясением. Но я не стану слишком подробно описывать это. Скажу только, что мое горе было даже глубже, чем после смерти отца. Многие надежды, которые я лелеял, оказались разбитыми. Впрочем, я помню, что не позволил себе впасть в полное отчаяние. Смог даже сдержать слезы и продолжал жить, словно ничего не произошло.