Николас Пиледжи - Казино. Любовь и власть в Лас-Вегасе. Риск, азарт, искушение

Чемберлен тащил команду. Если он не играл, они проигрывали. Я спросил своего приятеля, в чем дело. Он сам толком не знал, но какая-то медсестра вроде бы сказала, что яйца Чемберлена по неведомой причине так раздуло, что он даже не мог ходить.

Мой знакомый был уверен в своей информации, но я провел дополнительную проверку и выяснил, что доктора были действительно обеспокоены состоянием игрока.

Я мгновенно взял ситуацию в свои руки. Терять было нечего, тем более что я мог изменить ставку по ходу недели. Я поставил максимально возможную сумму против Канзаса до того, как было сделано официальное заявление о том, что Чемберлен не будет играть.

В ответ на услугу я поставил пять тысяч долларов за своего приятеля, который поделился со мной информацией. Чемберлен не пропустил ни одной игры в сезоне, кроме той.

Сделав ставку, я рассказал букмекерам о том, что узнал. Это профессиональная этика. Ничего не скрывай от своего букмекера. Ты знаешь этих людей. Ты все время с ними общаешься. Само собой, сначала ты делаешь ставку, потом говоришь о том, что узнал. Так заведено в этой индустрии. Иногда они готовы тебя услышать, иногда нет. В тот раз меня услышали. Это позволило им вывести немного денег, поставленных на Канзас.

С подобных ставок мы с партнерами пытались срубить по максимуму. Мы обзванивали букмекеров по всей стране. У меня в квартире для этих целей были установлены специальные телефоны.

Бывшие сотрудники телефонных компаний настроили на наших аппаратах функцию быстрого набора еще до того, как быстрый набор вообще появился. Когда мы выбирали игру и делали ставки, информация разлеталась по стране за три-четыре минуты. Я не преувеличиваю. Именно столько времени это занимало.

Я садился за телефон и звонил в Вашингтон, Новый Орлеан, Алабаму, Канзас-Сити. Я обзванивал всех, за исключением Северной Дакоты, Южной Дакоты и Вайоминга. Я ставил по всей стране. Букмекеры знали мои позывные. Они знали: если я проигрывал – платил по счетам.

Букмекеры заводили счет на каждого человека и вели свой рейтинг доверия. В нем не было стандартных оценок типа А и B. Они видели человека насквозь.

Допустим, букмекер решил, что на меня можно завести счет в двадцать пять тысяч долларов. Это означало, что я мог играть на двадцать пять тысяч. Цифры менялись в ту или иную сторону, а когда сумма достигала двадцати пяти тысяч с чьей-либо стороны, мы рассчитывались. Одна из сторон посылала курьера.

Мы с партнерами выстроили настоящий бизнес. У нас были бегунки, которые делали за нас ставки, чтоб мы лишний раз не светились. Были курьеры. Мальчики на побегушках. Каждый выполнял свою функцию. Курьеру было достаточно сказать: “Отвезешь это в Таскалусу”. Курьеры хотели стать частью организации. Постоянно клянчили денег. Но это был взаимовыгодный обмен – им тоже доставался кусок пирога. Я же впитывал информацию. Продолжал набираться опыта. Я был мастером гандикапов.

Я ставил на одну игру по двадцать, тридцать тысяч долларов.

Затем, в последние две недели сезона, когда система уже работала как часы, мы проиграли сто пятьдесят тысяч. Меня это сильно пошатнуло. В любом случае мы закончили год с четырьмястами тысячами долларов, сделав эту сумму из начального банка в пятнадцать штук, и закрыли сезон.

Однако как ни крути, ставки придумывают с тем расчетом, чтобы ты проиграл. А чтобы выиграть, нужно уметь балансировать на тонком канате. Когда я был мальчишкой, в Чикаго часто говорили: “После сезона букмекеры едут отдыхать во Флориду, а игроки жрут снег”.

Так или иначе, все было в порядке. Мы с отцом купили несколько жеребят-однолеток. Я стал проводить на ипподроме еще больше времени, чем раньше. В нашей конюшне было тринадцать лошадей. Им был нужен уход. На один только корм уходило семь тысяч долларов в месяц. Я практически жил на ипподроме. Мне там нравилось».

Левша рассказывает, что примерно в тот период его посетил человек, известный под именем Илай-Ростовщик. У Илая-Ростовщика был магазин в Майами, он занимался поставками апельсинов и грейпфрутов по всей стране. На деле же он был посредником, человеком, которому платили за неприкосновенность в Майами-Бич. Он сказал Розенталю, что в интересах последнего было платить ему пять сотен в месяц.

Розенталь ответил, что не занимается ничем противозаконным – он делает ставки и работает со скакунами. «Я сказал ему, что если бы принимал ставки, то с удовольствием помог бы ему, но ставок я не принимал. Я был игроком. Через неделю или около того Илай-Ростовщик вернулся спросить, не передумал ли я. Но я уже не был таким приветливым. Слово за слово, и я велел ему убираться на хер. Я совершил ошибку, сказав ему стараться получше. Он постарался. В Новый год легавые вынесли дверь и повязали меня».