Судьба остальных предводителей обороны Тулы сложилась по-разному. Прошедшее время и новое обострение противостояния с силами Лжедмитрия II позволили царю пересмотреть данные им под Тулой обещания. Почти все участники тех событий, оказавшиеся в его власти, отправились в ссылку. Ивана Болотникова, которого первое время держали в Москве (и он даже гулял по столице, хотя и в компании охраны), в феврале 1608 года сослали в Каргополь. Судя по всему, он до последнего надеялся, что ему удастся вывернуться. {438} В Каргополе, однако, он ждал решения своей участи недолго. Вскоре по приказу царя Болотникову выкололи глаза, а затем тайно утопили. Самуил Кохановский отправился в ссылку в Казань, Федька Нагиба и некоторые другие казачьи атаманы — в «поморские города». Позднее Шуйский приказал их также убить. Повезло Григорию Шаховскому — по решению Василия Шуйского беспокойный князь был выслан на Кубенское озеро, в Спасо-Каменный монастырь. Здесь князю предстояло гнить в земляной тюрьме. В 1609 году он будет освобожден из заключения «тушинцами» и вновь окажется в роли одного из активных деятелей Смуты — теперь уже среди сторонников Тушинского вора. Князь станет боярином самозванца, после его гибели примкнет к ополчению Прокопия Ляпунова, а при подходе к Москве ополчения Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского будет вместе с подчиненными ему казаками вносить дезорганизацию в дело освобождения столицы, его люди станут предаваться грабежам. А затем вдруг Шаховской исчезнет со страниц источников — скорее всего, он умрет в 1612 году. Своеобразно распорядится своей жизнью князь Андрей Телятевский. Боярина простят, ему будет предписано жить в одной из его вотчин. Долгое время считалось, что он там и умер около 1612 года. {439} Недавно эта версия была отвергнута. Как выяснилось, муки совести не оставили Андрея Андреевича в покое — он принял монашеский постриг в Троице-Сергиевом монастыре, где и упокоился около 1624 года под именем Гермогена. {440} Единственный, кто, выйдя из Тулы, не только ничего не потерял, но сумел в дальнейшем сделать карьеру, был путивльский сотник Юрий Беззубцев. Этот активный участник похода на Москву еще Лжедмитрия I, второй человек в армии Болотникова, выдержавший осады Калуги и Тулы, будет сразу принят Шуйским на службу и отправится в Калугу уговаривать Вандтмана и прочих мятежников сдаться на милость царя. Напрасно — Калуга и на этот раз устоит и в конце концов дождется подхода войск названного Дмитрия. «Востребованность» Беззубцева заставляет задуматься: а не был ли он тем, кто открыл ворота Тулы войскам Шуйского? {441} Вскоре переговорщик переметнется на сторону мятежников — в 1609 году он будет в Тушинском лагере в роли «атамана донских казаков». А в 1611 году Беззубцев в составе ополчения Прокопия Ляпунова примет участие в осаде Москвы, занятой поляками. Ловкий сотник переживет Смуту и будет служить еще Михаилу Романову.
* * *
Но к чему все эти подробности из истории Смутного времени? Дело в том, что биография казачьего царевича Илейки Муромца оказала немаловажное влияние на формирование образа былинного Ильи Муромца. Еще в 1893 году мысль эту высказал историк Дмитрий Иванович Иловайский (1832–1920).Вполне в духе «исторической школы» он увидел здесь пример «наслоения» событий Смутного времени на более ранние эпические сюжеты. «Столь великое потрясение, испытанное всем русским народом, — писал он, — не могло не оставить резких черт и на его песенном творчестве. Например, с этого времени в числе врагов, с которыми сражаются Владимировы богатыри, появляются Люторы , т. е. лютеране; так как в Польше и Западной Руси тогда процветала реформация, и многие польско-литовские паны и шляхта, разорявшие Московское государство, были реформаторами. С того же времени появляется в былинах Маринка в качестве коварной жены-чародейки, например в былинах о Добрыне; под ней разумеется известная Марина Мнишек, и т. д. С того же времени преобразился в казака и наш Илья Муромец». {442}
Иловайский даже попытался показать, как начали складываться и распространяться сказания (или былины) о казачьем Илейке Муромце. Приятели Муромца еще с осады Астрахани, волжские казаки атаман Федька Нагиба и Наметка, «вместе с Илейкой и Болотниковым, выдерживали тульскую осаду и также были взяты в плен. Нагиба вместе с Болотниковым был сослан в поморские города, и там царь Василий велел их казнить. Об этом повелении говорит Никоновская летопись; но оно не было исполнено по отношению к Нагибе: очевидно, он успел бежать. Спустя четыре года, именно в декабре 1612 г., следовательно, уже после очищения Москвы от поляков, белозерский воевода Григорий Образцов уведомляет временное правительство (т. е. князей Трубецкого и Пожарского), что Нагиба с воровской казацкой шайкой около того времени свирепствовал в Пошехонье по соседству с Белозерским уездом… В то же время из Вологды также идут жалобы на грабежи литовских и воровских шаек, которые, как известно, главным образом составлялись из казаков… Ясно, что в таких шайках участвовали многие сподвижники Илейки, которые разносили его память и, вероятно, складывали о нем песни. Вообще в Северной России потом долго, дольше, чем в других краях, жили воспоминания о литовском и казацком разорении Смутной эпохи; а, следовательно, имена выдававшихся казацких атаманов той эпохи могли хорошо сохраниться в местном населении». {443} Так Илья «Муравленин»-«Моровлин» стал «Муромцем», «старым казаком», а в XVII веке, с подачи казаков, появились и былины об Илье Муромце, плавающем на Соколе-корабле со Степаном Разиным и Ермаком по «Хвалынскому» (Каспийскому) морю и т. д. В этом былинном сюжете об Илье Муромце, наводящем на Хвалынском море страх на «горских татар с калмыками», Иловайскому виделось явное указание на исторического Илейку Муромца, действительно побывавшего на Каспии и участвовавшего в походе против горских племен. {444}
Читать дальше