Анатолий Гулин - Моя неволя

Семьи в Италии, как правило, большие, а работает чаще всего только глава семейства. И вот он оказывается без работы, и вся семья голодает. Чтобы не дать умереть семье с голода, муж приводил к американским казармам свою жену и предлагал ее солдатам за плату. Чудовищно! В такое трудно поверить, но такое было.

Мой визит в мэрию закончился тем, что уже на следующий день я оказался за колючей проволокой среди многоязычной, многонациональной толпы. Там было пятеро русских, которые неожиданно избрали меня старшим этой группы, хотя по возрасту я был самым молодым, да и выглядел совсем мальчишкой. Вероятно сыграло роль, что я предложил русскую группу выделить из общей массы, неплохо мог изъясняться на итальянском и немецком языках и смог бы вести переговоры с лагерным начальством, если бы потребовалось.

Через пару дней мы погрузились на автомашины и отправились в южном направлении в следующий лагерь, где уже было много народу, и группа русских составляла человек пятнадцать — двадцать. Не имея своего главного, они согласились на то, чтобы старшим над всеми оставался я.

Через пару дней очередной рывок на юг, русская группа стала еще больше, и опять я остаюсь старшим.

В одном из лагерей я обратился к руководству — это были англичане — с требованием отделить нас от других, и в частности от немцев, наших недавних противников. Возражений не последовало, и вот в общем лагере мы уже обрели собственный «загон».

По мере дальнейшего перемещения на юг, русская часть лагеря стала автономной и продолжала расти как снежный ком.

В части экипировки наша группа имела весьма живописный вид: кто был одет в лохмотья советской военной формы (таких было очень мало), кто в румынскую, венгерскую или немецкую форму, выданную в немецких лагерях, а кто-то в гражданское одеяние (в их числе и я).

В одном из пунктов следования нам была предоставлена возможность переодеться в форму наших союзников. Я выбрал тонкую шерстяную американскую рубашку, канадские куртку и брюки и американские ботинки. За все это по возвращении в Советский Союз с меня вычли некоторую сумму денег.

В рубашке, куртке и брюках я еще долго щеголял, вернувшись домой, а ботинки развалились очень быстро. Подошва у них была из прессованного картона, очень похожего на кожу. Такие ботинки прекрасно носились в сухую погоду, но не выдерживали сырости и предназначались, по-видимому, для солдат, воюющих в Африке.

Наше продвижение на юг закончилось в обособленном лагере для русских около города Римини на берегу Адриатического моря. Римини — курортный городок, очень уютный, красивый и нарядный, особенно в лунную ночь. Он абсолютно не похож ни на один из тех многочисленных итальянских городов, которые мне довелось проезжать. Впрочем курортный город обязан быть красивым и непохожим на другие города.

Приехавшая со мной в Римини группа превышала уже тысячу человек. Жили мы в армейских палатках. Лагерь находился в ведении пятой королевской танковой бригады, и все дела я вел с ее офицерами. К сожалению я не знал ни слова по-английски, а они не знали русского языка, не знали итальянского. Немецкий язык если и знали, то этого не показывали (как позже сказал мне один англичанин, не хотели унижаться до разговора на языке своих врагов).

Объяснялись мы больше всего жестами и на французском языке, которым владел один из наших. Позже я усвоил несколько наиболее необходимых английских фраз и уже мог сказать что-то.

Большое количество людей в лагере заставило меня подумать о какой-то их организации. Начал я с создания штаба себе в помощь, с разбивки людей на батальоны и роты и назначения командиров подразделений. Организовал пищеблок и медсанчасть. Штабные работники занялись составлением общих списков и личных дел каждого, в необходимости которых я был тогда убежден и которые в будущем оказались весьма полезными. В этих личных делах, состоящих из одного листка, приводились только самые необходимые биографические данные.

Тремя моими ближайшими помощниками были штабисты братья Донские, Дмитрий и Игорь, эмигранты из Югославии, и эмигрант из Парижа, имя и фамилия которого из памяти стерлись. Командирами подразделений назначались бывшие командиры Красной Армии, но только по их добровольному согласию. Как выяснилось из личных дел, в нашем лагере были даже полковники (кажется, два или три), но они были сломлены пленом, вели себя крайне пассивно и от роли командиров отказались. Да и что я мог предложить полковнику: батальон, роту, взвод? Я готов был уступить свое место, но они отказались.