Софья Самуилова - Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Конечно, отец Константин готовился и к такому пути, к такой замене и вместе со всеми, кому был дорог, каждую минуту ждал этого. Было чудом, что прежде, чем последовать за отцом, он прослужил у престола Божия с лишком три с половиной года.

Отец Константин не спал под Рождество всю ночь, но отдыхать было некогда, нужно идти по приходу славить. Ходил он в сопровождении диакона Медведева; тот взял на себя роль ментора – показывал, куда нужно заходить и куда не нужно, а войдя, рекомендовал:

– Вот вам новый батюшка. Еще тепленький, только испекли.

Впрочем, в рекомендации не было необходимости, и так весь город знал о его посвящении.

Интересны подробности того, как Ксении попала последняя записка. Вопрос, как передать ее, обсуждала вся камера, все только что соединившиеся священники. Отец Сергий написал ее как можно убористее на обеих сторонах небольшого клочка бумаги, скатал бумажку в плотный шарик. Гуляя, батюшки с нетерпением, хотя и осторожно, посматривали в сторону надзирательского корпуса. Наконец Ксения вышла. Кончать прогулку было еще рано, но отец Александр подал голос.

– Давайте заходить, отцы, холодно, – сказал он.

– Сейчас, только круг закончим, – отвечали задние.

Цепочка гуляющих сильно растянулась. Передние уже начали заходить в дверь, а отец Сергий, шедший последним, еще только подходил к водопроводной будке. Вот повернул и охранник, начал считать входящих. В это время отец Сергий, проходя мимо будки, уронил бумажный шарик; он немного откатился и очень удачно лег в ямку – след лошадиного копыта. Лишь только все вошли в дверь дежурки, служившей и проходной, Ксения подскочила и схватила шарик. Отец Сергий уже не мог этого видеть, зато видел отец Александр, как бы случайно оказавшийся у окна дежурки.

– Клюнуло! – сказал он, когда дверь камеры закрылась за ними.

Всех людей, о которых здесь рассказывается, давно нет в живых, так что говорить о них можно свободно.

Еще отец Сергий просил детей как можно скорее, пока они вместе все, сфотографироваться. Ему не терпелось увидеть сына священником, да и фотографию остальных хотелось иметь при себе, ведь в любую минуту его могли отправить неизвестно куда. Его просьбу выполнили немедленно, а при первой возможности отец Константин и сам пришел на свидание, но до того произошло немало нового.

Впоследствии отец Константин не раз вспоминал: «Посадили меня, как птенчика на ветку, и оставили одного». Его некому было даже учить. Сразу после рождественской литургии, вызванный епископом иеромонах уехал – торопился хоть вечером послужить у себя.

Утром на второй день праздника, к первой самостоятельной службе отца Константина, пришел епископ Павел. Обыкновенно он в этот день служил в Старом соборе, а на этот раз изменил своему обычаю, пришел посмотреть, как справляется его ставленник.

Отец Константин с детства прислуживал в алтаре, внимательно ко всему присматривался и, кажется, знал все подробности, но теперь убедился, что делать все самому гораздо труднее, чем казалось, глядя на других. Руки были как чужие; когда он вынул Агнец, края просфоры распались; да он и не обратил бы на это внимания, если бы не епископ.

– Так нельзя, – тихонько сказал он. – Отрезать совсем нужно только одну сторону, а другие подрезать так, чтобы они остались стоять, вот так. Это символ, означающий, что Христос «ключи Девы не вредил в рождестве Своем» и «из гроба – печати не рушив воскресе».

Это было первое и последнее указание, полученное отцом Константином от своего архипастыря. Не успел епископ Павел напиться чаю, вернувшись из храма, как пришли двое незнакомцев и пригласили его «аможе никто из нас не хощет».

Можно не сомневаться, что владыка предвидел такой конец, но не ожидал его так скоро. Иначе он не отложил бы до после праздника решение вопроса об отце Петре Ившине. А теперь получилось, что отец Константин разрывался на все стороны, а отец Петр смотрел и не имел права помочь ему. Оставалась надежда только на благоприятный ответ митрополита Серафима, и церковный совет решил поторопить его телеграммой.

Ответ пришел неожиданный – «на усмотрение епископа Павла». По-видимому, до митрополита еще не дошло письмо с известием о судьбе епископа, или он хотел показать, что епископ в тюрьме все равно епископ. Какая бы ни была причина, круг замыкался.

Получить распоряжение епископа вызвалась мать Евдокия. Утром она пошла к Ксении, и в нужный момент обе женщины взяли ведра и отправились за водой. Если бы охранник следил за ними, он все равно не мог бы заметить ничего подозрительного. Женщины даже не смотрели на приближающуюся к ним группу гуляющих, они шли и разговаривали между собой. Только когда обе группы сошлись особенно близко, мать Евдокия, чуть повысив голос, сказала племяннице: «Митрополит телеграфировал об Ившине – на усмотрение епископа Павла».