Сол Слэш Хадсон - Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове [litres]

И мне, и Перле было нелегко, когда я вернулся домой. Я начал пить вино – много вина – на гастролях, и она видела, как я снова возвращаюсь к старым привычкам. По какой-то причине, когда она приехала навестить меня на гастролях, я решил в этот день посидеть в баре и выпить под видом того, что я ее жду. Это привело только к тому, что, когда она наконец приехала, я уже напился. Я поздоровался и отключился. Так что у нас были кое-какие проблемы.

Когда мы собрали альбом, подписали контракт и готовились отправиться в турне, у нас в руководстве произошли изменения, которые меня совершенно не устраивали. В итоге получилось так, что мой собственный менеджер существует где-то отдельно от группы. В теории это выглядело обоснованным решением, но на деле отдаляло меня от остальных ребят и порождало между нами и между командами менеджеров ощущение враждебности каждый раз, когда нужно было решить какое-то дело. Из-за этой ситуации у нас возрос уровень стресса, который в затяжных гастролях только усиливался. Напряжение никогда не влияло на нашу химию на сцене или в творческом плане, но в повседневном межличностном общении оно проявлялось, и концу турне мы готовы были вцепиться друг другу в глотки. Я уверен в своем решении, но только сейчас понимаю, как сильно раздражал остальных ребят в группе. Я понимаю, почему сводил их с ума.

Примерно в это же время Аксель решил выпустить пресс-релиз, который только подлил масла в огонь. Он широко освещен в прессе, так что не буду вдаваться здесь в подробности. Если коротко, то Аксель опубликовал заявление, в котором утверждал, что как-то рано утром я пришел к нему домой, в совершенно трезвом уме, и попросил урегулировать судебный процесс между нами, который продолжался уже много лет. Там также говорилось, что мы с ним какое-то время разговаривали и что я пренебрежительно отзывался о Скотте Вейланде и остальных ребятах из своей группы.

Правда же в том, что я не разговаривал с Акселем лично с тех пор, как ушел из группы в 1996 году. Грустно, но это так. Как-то вечером я и правда проезжал мимо его дома, но я был пьян – за рулем сидела Перла. Я подошел к двери и оставил записку, где говорилось что-то вроде «Давай что-нибудь решим. Позвони мне. Слэш». Но я отдал записку не Акселю, а его помощнику.

В общем, Аксель опубликовал заявление, которое стало важным событием в прессе, потому что Аксель впервые публично высказал свое мнение обо мне, судебном разбирательстве и обо всем этом.

Как я уже сказал, этот инцидент широко освещен в прессе и в интернете, и любой, кому это интересно, может найти о нем исчерпывающую информацию.

Дело в том, что этот инцидент и то, как негативно он сказался на Velvet Revolver, меня ужасно расстраивало. Мне до сих пор тяжело даже говорить об этом, не то что приводить здесь полный текст. Я уже представлял, как все, чего я таким трудом добился, развалится на части.

А теперь по порядку. Во-первых, судебный процесс стал затянувшимся кошмаром. Опасаясь дальнейших судебных разбирательств, я постараюсь объяснить это проще: с 2001 года мы вели судебный процесс на предмет авторских прав и прибылей от лицензионных продуктов и товаров с символикой. Это была типичная для распавшейся группы судебная тяжба, в которой каждой стороне кажется, что другая сторона ее обирает. Путь рок-н-ролла вечно усеян подобным дерьмом.

Но больнее всего было то, что мне пришлось оправдываться перед своей группой. Я встретился с ребятами и заявил, что сказанное Акселем – неправда, но он описал вымышленные события так подробно, что, похоже, все поверили ему. Ребята испытывали сомнения относительно моей версии событий. В то же время я очень искренне изложил им все как есть. Сначала я подумал, что нужно ответить публично, и сказал группе, что сделаю это, но потом решил, что это только усложнит ситуацию и затянет ее на неопределенное время.

Я не знал, что делать: я по-прежнему хотел выступить с заявлением, ведь от этого зависел мой авторитет. Через несколько дней мы собрались всей группой, и Скотт не пришел. Видимо, я оскорбил его тем, что ничего не предпринял.

Затем Скотт опубликовал свое ответное заявление. Он наехал на Акселя по всем фронтам. А моей инстинктивной реакцией было не «да, ты прав», а «ты не можешь говорить плохо про Акселя!». Я могу говорить об Акселе плохо, я могу делать это хоть целыми днями, если захочу, – потому что я много лет его терплю. Но ни Скотт, ни кто-либо другой не имеет на это права.

В результате напряженность в группе усилилась, и я забрал свои инструменты из домашней студии Мэтта Сорума, где мы писали и репетировали.