Сол Слэш Хадсон - Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове [litres]

Несмотря на то что я давно это предвидел – когда на меня со всей мощью обрушилась реальность, – я по-прежнему отказывался в это верить. Одной из причин, по которой мы впятером собрались вместе, было в первую очередь то, что мы терпеть не могли, когда нам указывают. И только на этом основании мы всегда прикрывали друг другу спину. Аксель тоже был частью этой команды – по крайней мере, морально, даже когда его самого там не было. Даже когда он вел себя странно, в глубине души мы знали, что он часть единого целого. А теперь он вдруг перестал ей быть. Как бы мы ни игнорировали его до этого момента, он довольно ясно дал понять, что мы «его» группа и он собирается дергать нас за ниточки и мучить, как ему вздумается, и держать на коротком поводке. Похоже, он верил, что мы только обрадуемся такой возможности.

До поры до времени все болтались без дела, а в свободное время несли всякую чушь. Было очень много негатива. Через какое-то время я едва мог ходить на репетиции, потому что ощущение враждебности стало невыносимым. Каждый вечер мы проводили в студии, кое-как сочиняя и импровизируя… а до этого в основном сидели расстроенные и думали, придет ли сегодня Аксель, – и он приходил, правда, обычно уже после того, как большинство ребят уходили спать, – и вот так мы имитировали работу над следующим альбомом Guns. Вдобавок ко всему новый контракт еще больше пошатнул и без того нестабильную ситуацию.

На этот раз изменения коснулись меня и Даффа – единственных оставшихся основателей группы. И все было стратегически продумано: в контракте говорилось, что Акселю принадлежат права на название группы, а значит, он может собрать новую группу и назвать ее Guns N’ Roses. Конечно, мы с Даффом могли остаться в группе… но только на его условиях, отчего мы официально становились наемными музыкантами. Аксель нанял адвоката, чтобы провернуть это дело, и мы с Даффом поступили так же, так что они втроем стали торговаться, устраивая свои адвокатские посиделки, на которых ничего не делается, зато с клиентов берутся немалые деньги. Дуг Голдстейн тоже присутствовал, чтобы якобы смягчить ситуацию.

Все происходящее раскололо даже такой твердый кремень, как я. Мое терпение, преданность, решимость – все наконец исчерпалось. Всем оставалось только теряться в догадках. А что на самом деле прикончило Guns N’ Roses? Творческие разногласия? Эго Слэша? А может, поведение Акселя? Дело в том, что Акселю необходимо было все контролировать до такой степени, что остальные просто задыхались.

Я не знал, что делать, когда 31 августа 1995 года Аксель разослал всем письмо, в котором говорилось, что он уходит из группы и по условиям контракта забирает с собой название. Мы попытались вернуть все как было. Он так давил на нас с этим контрактом, что мы с Даффом просто сдались. Мы подписали какой-то документ, который условились отложить на определенное время, чтобы посмотреть, сможем ли мы что-то решить. Но если до определенного срока нам не удастся выполнить эти условия, контракт будет признан недействительным, поэтому я подписал его и забыл. Я хотел лишь двигаться вперед, если нам вообще удастся идти одной дорогой.

Доверять Акселю я, разумеется, перестал. Вся эта ситуация с контрактом полностью противоречила сути Guns N’ Roses. Я был вынужден играть второстепенную роль, в то время как Аксель теперь официально стоял у руля, стоило мне только позволить какой-то бумажке вступить в силу. Как-то раз он пригласил меня на личную встречу в свой любимый итальянский ресторан в Брентвуде. Когда я пришел, его еще не было, так что я сел подождать его в баре. Он приехал, и мы перебрались за столик в конце зала, в такую темную кабинку, как в «Мафии». Насколько я помню, встреча была направлена на то, чтобы убедить меня подписать соглашение, на котором настаивал он и его адвокаты, только в гораздо более мягкой форме. Аксель преподнес ситуацию так, как будто мы с ним – два важнейших фактора во всем этом. Он пытался убедить меня, что это хорошо и мы с ним действуем как партнеры.

Он по-своему старался погрузить меня в свой мир, показать свое видение ситуации, но я не поддался. Я сидел и слушал, особо не давая обратной связи. Было слишком много напряженности и слишком много нерешенных вопросов. Мне становилось все более очевидно, что я не собираюсь говорить ничего такого, что могло бы изменить его мнение. И он уже знал, что я чувствую. Мы с ним продолжали общение в том же духе, пока чаша терпения снова не переполнилась.