Тут в голову полезли дурные мысли. Вернулся я домой, позвонили бывшему владельцу. Он какую-то ерунду лопочет, типа, прислали ему из DMV всего один номер вместо двух, он его сзади поставил, а спереди, просто чтобы дырку закрыть, старый какой-то знак прицепил, из эстетических соображений.
Настроение скверное, но деваться некуда, пошел снова в DMV, что называется, сдаваться властям. Там сидела чернокожая женщина моих лет, необъяснимо похожая на мою маму в молодости, только черная. Прямо наваждение какое-то. Взгляд ласковый и невозмутимый. Она меня выслушала совершенно спокойно. Спросила, где моя машина. На улице, говорю. Вынула она из ящика отвертку, дала мне, говорит: «Скручивай номера и неси ко мне». Ну, думаю, всё! Деньги одолженные пропали, еще под следствие попаду… Принес ей номерные знаки. Она взяла тот, что владельцу прислали из DMV якобы в единичном экземпляре, поставила его вертикально на ребро и стукнула по нему сверху отверткой. Знак развалился на два идентичных. То есть бывшему владельцу прислали всё-таки два номерных знака, но они слиплись! С невозмутимым спокойствием женщина отдала их мне и машину зарегистрировала. Ни один мускул при этом не дрогнул на её лице. Кудрявая, пухленькая, большие красивые глаза. Точно из наших, только чернокожая!
Светлана и ее трудоустройство
По гороскопу я Телец, а по жизни не просто Телец, а канонический, классика тельцовости. Практические вещи понимаю, а как начинается что-то завиральное, теряю нить. Жена – Близнец. В ее рассуждениях мне бывает сложно иногда сориентироваться. Это я к тому, что за год до отъезда Светлана получила ученую степень кандидата педагогических наук. Её научный руководитель, ныне покойный, был совершенно гениальным и на редкость интересным человеком, выходцем из Киева. После развала СССР он вошел в число 17–18 академиков – учредителей Российской академии образования, назначенных указом президента Ельцина.
В педагогике Светлане нравилось все, кроме непосредственно преподавания. Она занималась философией образования, а не процессом. В США Светлана совершенно не знала, чем заниматься, поэтому у нее периодически возникали всякие, подчас неожиданные, идеи на этот счет. А поскольку мы толком не понимали суть многих вакансий, то частенько она попадала на странные интервью. Самих интервью было много, несмотря на рецессию, поскольку резюме она делала под каждую вакансию отдельно. Позвонит, попросит выслать job description, напишет резюме. То есть совпадение формальных требований и кандидата было убойным. Но дальше разговоров дело не шло. Мы, конечно, были с другой планеты.
Если я начал работать за деньги уже в апреле-мае, то жена где-то в августе 1991 года. Поначалу она пошла волонтером в мексиканский нон-профит «Arriba Juntos», который помогал потерявшим работу сотрудникам офисного звена возвращаться в строй. Такие программы тогда существовали во всех нон-профитах. Уже с ноября ей стали платить 15 долларов в час. Не 8 часов в день, но 2–3. То есть под тысячу в месяц. С моими корейско-китайскими заработками мы уже вытягивали за две тысячи в месяц, где-то под тридцать тысяч в год на семью. По тогдашним местным понятиям, не так плохо. Жить можно и даже иногда побаловать себя чем-то. А с учетом рецессии и «никаким» английским, так мы, можно сказать, к концу первого года просто были в шоколаде, хоть и совершенно нищие, конечно. Еще ХИАСу начали отдавать за перелет. Плюс выплачивали те 2700 долларов, что «Джуйка» нам на первые 3 месяца одолжила. Небольшими порциями, долларов по 20–30 в месяц, без процентов. Но, Боже, как тяжело было наскрести и отдать эти 30 долларов, и еще 30 долларов, и еще 30 долларов!..
Что представляла собой тогдашняя «русская» иммиграция?
Могу судить лишь по тому, что было перед глазами. А было следующее:
«Харбинцы» – потомки бежавших в Китай белогвардейцев и тех, кто ушел с ними. Их мало очень, но они есть. На местном сленге тех лет, это «русские русские», то есть говорят по-русски, но не евреи.
Предыдущая волна еврейской эмиграции. В Штатах живут уже лет десять. Их немного по сравнению с нашей волной, но на них многое держится. К ним едут родственники, а к тем – новые родственники, и так по цепочке. У них собственные дома, нормальная работа, стабильность, устроенность. Они не сидели на велфере и даже не знали, что есть такое. Приезжали в семидесятые и сразу принимались за работу. Это просто «русские». То есть на 95 % евреи и члены их семей.
Наша волна, беженцы-баптисты и пятидесятники. С ними мы практически не пересекаемся. Разве что на улице. Они выезжают из СССР по израильским визам: была договоренность на этот счет между СССР, Израилем и США. Их тоже относительно мало вокруг, во всяком случае в Сан-Франциско.
Читать дальше