Анатолий Гордиенко - Давно и недавно

И обер-лейтенант, выпятив грудь, кинул руку к козырьку:

— Яволь, герр майор!

Мы стали спускаться по ступенькам крыльца. Ноги, словно чужие, тряпичные. Пошли к «виллису». «Ну, вот сейчас, ну вот сию секунду ударит автомат, меня что-то толкнёт в спину, и я упаду», — пронеслось у меня в голове.

— Идём обычным шагом. Не оглядываемся, — шепчет Кармен. У самой машины водитель прыгнул, будто кошка, на сидение, мигом завёл двигатель, и мы, прижимая кинокамеры к груди, рванули на восток, к своим. Молодец сержант, что загодя развернул машину!

Я оглянулся, немцы сидели на траве, на ступеньках крыльца, обер-лейтенант что-то втолковывал им.

— У тебя пересохло во рту? — спросил меня Кармен.

И я, проведший в партизанских отрядах почти два года, обстрелянный тридцать три раза, я, многажды слышавший свист пули у самого уха, потерял дар речи. Попытался что-то выдавить из себя, но закашлялся, захрипел.

— В Испании командиры республиканской армии перед атакой, знаешь, как проверяли новичков? — как ни в чём не бывало, стал рассказывать Кармен. — Заставляли плюнуть. Если не мог, если не было слюны — всё, отойди в сторонку: боится, страшно бойцу. Пусть попривыкнет, пусть посмотрит бой со стороны, из своего окопа.

— А фляжку-то со спиртиком на столе оставили, — сказал со вздохом шофёр, думая, как я понял, не об Испании, а о том, что мы остались без обеда. Я же всё ещё онемело молчал.

— Да снимем мы этих танкистов у моря. Никуда они не денутся, — стал успокаивать меня Кармен, толкая в онемевшее плечо.

Но не об этом я думал, совсем даже не об этом. А о чём? О превратностях судьбы. О жизни и смерти.

…Где-то в 1980-е годы на Карельское телевидение к нам завернул невысокий, стройный паренёк. Он пришёл ко мне в киноредакцию, которую я возглавлял многие годы. Отрекомендовался:

— Роман Кармен, кинооператор Центрального телевидения. Послан снять у вас, в Карелии, несколько репортажей.

Ему нужны были то ли осветительные приборы, то ли машина для выездов на съёмки.

Это был сын того самого легендарного кинооператора Романа Лазаревича Кармена, четырёхкратного лауреата Сталинской и Государственной премий, лауреата Ленинской премии, Героя Социалистического Труда, профессора ВГИКа.

Кармен-младший оказался симпатичным парнем. Разговорились. Помнится, он упомянул, что его посылают в Америку работать в нашем корпункте Центрального телевидения.

Заговорили о войне, об отце. Я спросил, знает ли он Дементьева. Роман сказал, что знает всех друзей отца, что Дементьев частенько бывал у них дома и обычно засиживался с отцом до самого рассвета.

— А знаете ли вы о таком случае, когда ваш отец был командиром полка и взял в плен роту немцев?

Кармен-младший не знал. И я рассказал ему всё то, что вы только что здесь прочитали. Он слушал мой рассказ с огромным вниманием, а в конце прошептал:

— Никогда отец не говорил об этом. Нет такого эпизода и в тех воспоминаниях, которые он написал. Почему отец не упомянул об этом?

Этот вопрос Кармен-младший повторил несколько раз.

— Видимо, отец ваш был очень скромным человеком, — ответил я.

— Это и так и не так. Но отца уже нет с нами. Не спросишь.

— Понимаете, у них не было другого выхода. Открыть перестрелку — немцы их угробят в два счёта. Отец ваш принял единственно верное решение. Да, да. Единственно верное, — сказал я.

— Что ж, может быть, — ответил Кармен-младший, отрешённо глядя в окно, выходившее прямо на крону клёна, который я посадил этак лет двадцать назад.

С чего начать это печальное повествование? Видимо, с письма, пришедшего из Москвы весной 2001 года в адрес Гостелерадиокомпании «Карелия». Письмо телекомпании «ВИД», которая делает передачу «Жди меня». Поскольку я давно занимался военной темой, наше руководство передало мне московское письмо с тем, чтобы я подготовил небольшой телеочерк для этой всенародно любимой передачи.

Вот несколько выдержек из письма.

«Летом 2000 года семья Лехесвирта из Финляндии нашла в своём доме два старых письма. Автором их значился некий Аате Питкянен, осуждённый финским военным трибуналом в Петрозаводске как советский шпион.

Первое письмо датировано 10 июня 1942 года, второе — 12 июня того же года. В этих письмах Аате прощался с отцом, матерью, сестрой. Прощался за день до расстрела. Письма были адресованы в Канаду, в город Порт-Артур, ныне Тандер-Бей.

Как эти письма оказались в Финляндии, в семье Лехесвирта?